Миссис Харрис едет в Нью-Йорк - [44]

Кентукки свирепо уставился на мистера Шрайбера.

— Ну так что ж? — огрызнулся он. — Вам-то что до того? Кого это вообще касается? Я честно-благородно развелся с той дамочкой, она была дрянь и вообще шлюха. Все было честь по чести и согласно законам Алабамы, и у меня есть об этом бумага. Чего вам еще надо?

Мистер Шрайбер, однако, продолжал свой допрос все так же неуклонно — как в его представлении должен был это делать настоящий следователь.

— А как же мальчик? — спросил он. — Вы знаете, где он и что с ним стало?

— Вам-то какое дело? Что, своих забот мало? — рявкнул Кентукки. — Я подписал этот вонючий контракт с вашей чертовой компанией, но контракт вам не дает прав совать свой нос в мои личные дела! И вообще — я развелся по закону, и платил ей на содержание парня, и когда в последний раз слышал о ней, с парнем всё было в норме!

Мистер Шрайбер положил бумаги и кивнул миссис Харрис:

— Миссис Харрис, прошу вас, расскажите ему.

Миссис Харрис, застигнутая во время своих мыслей фразой, не похожей на ту, какой она ожидала, сказала вовсе не то, что собиралась:

— Это неправда! — воскликнула она. — Потому что мальчик тут, вот он!

Челюсть Кентукки отвалилась и он вытаращился на мальчика.

— Чего?! — заорал он. — Вот этот маленький ублюдок?!

Миссис Харрис во мгновение ока вскочила, готовая к битве. Ее голубые глазки сверкали.

— Никакой он не ублюдок! — крикнула она. — Он — ваша плоть и кровь, ваш ребенок от законного брака, о котором там написано, и я привезла его сюда из самого Лондона!

Последовала немая сцена — отец смотрел на сына, сын — на отца, и во взглядах обоих не было любви, но лишь чувство прямо противоположное и непримиримое.

— Кой черт вас просил это делать? — рявкнул наконец Кентукки.

Кто знает, как это случилось — но Добрая Самаритянка и Чрезвычайная и Полномочная Фея-Крестная была вдруг вынуждена почему-то оправдываться. Миссис Харрис никак не ожидала такого поворота событий.

— Никто меня не просил, — ответила она. — Я сама решилась на это. Потому что мальчика били и морили голодом эти ужасные Гассеты. Мы слышали через стенку, как он плачет, каждый вечер. И я сказала миссис Баттерфильд, что если б его отец в Америке знал об этом, он бы такого не потерпел и минуты, — миссис Баттерфильд подтвердила слова подруги кивком, — и он бы сразу захотел увезти его оттуда. Ну вот мы и здесь. Что вы теперь скажете?..

Прежде чем Кентукки успел ответить (судя по тому, как он скривил рот, ответ должен был быть непечатным), миссис Шрайбер, видя, что миссис Харрис путается и ситуация выходит из-под контроля, поспешно добавила:

— Миссис Харрис и миссис Баттерфильд — соседи этих Гассетов, приемных родителей Генри. Я хочу сказать, родная мать мальчика отдала его им, когда вторично вышла замуж, но когда деньги перестали поступать и мать не нашли, они начали притеснять его. Миссис Харрис не могла выносить этого и привезла ребенка вам. Она — добрая женщина, и близко к сердцу приняла беду мальчика, и… — она замолчала, почувствовав, что ее объяснения звучат так же неуклюже и сбивчиво, как у миссис Харрис. Она посмотрела на мужа, надеясь на его помощь.

— В общем, вот так и обстоят дела, Кентукки, — подтвердил мистер Шрайбер, чтобы пауза не затягивалась. — Хотя, может быть, всё это можно было изложить и несколько более связно. Когда миссис Харрис привезла мальчика сюда, она не знала еще, кто его отец, однако предполагала, что когда она найдет его, тот, узнав, как нуждается в нем сын и как трудно пришлось парнишке, возьмет Гарри к себе.

Кентукки цокнул языком и пощелкал пальцами в ритме, который он часто использовал в своих балладах, а потом протянул:

— Вот так прям она, значит, и думала? — он перевел взгляд на миссис Харрис и миссис Баттерфильд. — Слушайте, вы, стервы вы старые! Можете взять щенка и увезти его в… откуда там вы его привезли. Я никого не просил тащить его сюда, мне он не нужен, и я не собираюсь брать его к себе. Может, я и простой парень с Юга, но кое-что смыслю! Публике не понравится, если окажется, что я в разводе, и не понравится, чтоб у меня был какой-то там сын, я — ковбой-одиночка, ясно вам? И будете нести всякую чушь насчет того, чтоб я его взял, так я всем скажу, что вы просто грязные лжецы, порву на хрен ваш вонючий контракт — и ищите-свищите Кентукки Клейборна! И чтоб вы знали, десять мильёнов настоящих американских ребят, которым я нравлюсь, будут за меня!

Отчитав собравшихся таким образом, Клейборн обвел их взглядом, причем ни секунды не задержался на своем сыне, и закончил:

— Так что, ребята, думаю, с этим ясно, нет? Пока! — поднялся и, косолапя «по-ковбобйски», вышел.

— Грязный подонок! — дал волю эмоциям мистер Шрайбер.

Миссис Баттерфильд прижала к лицу фартук и, всхлипывая, убежала в кухню.

Миссис Харрис стояла с посеревшим лицом.

— Старая стерва… — повторила она и, помолчав, добавила: — Теперь все пропало, да?..

Генри стоял посреди комнаты какой-то очень одинокий. Его глаза были сейчас умудреннее и грустнее, чем когда-либо. Но сказал он только:

— Чтоб мне лопнуть! Этот папаша мне не нужен.

Миссис Шрайбер подошла к мальчику, обняла его и заплакала.