Миссионер - [4]

– Внуков пусть нянчит… Хоть на старости лет хватит ей кого-то покорять.

Оценив такую неожиданную реакцию и поняв, что сказал что-то не то, Аполлон тут же исправился:

– Конечно-конечно, с удовольствием поменяюсь.

У него чуть не сорвалось с языка привычное "проблем серо", но вовремя сработал какой-то тормоз, включённый только что случившимся промахом с Мак-Кинли.

– Вы уж извините, но ваше нижнее место…

Аполлон не расслышал окончания фразы, произнесенной вновь кокетливо заулыбавшейся дамой. До него вдруг дошёл смысл этого "вашего нижнего места". "Ах вот оно какое место", – он вспомнил, как разглядывал свою ширинку у кассы и, будучи по натуре неисправимым оптимистом, от души рассмеялся. И, видно, сделал это как раз вовремя, потому что, когда он снова включился в окружающую среду, дама тоже смеялась довольно приятным мелодичным смехом, а остальные улыбались.

В этот момент в вагоне вдруг загорелся яркий свет, что привело к всеобщему оживлению.

Пробудились двое мужчин лет сорока с хвостиком, до того тихо-мирно посапывавших на боковых сиденьях. Аполлон с неприязнью отметил, что с этой парочкой он уже успел познакомиться ещё на перроне, когда спрашивал у проводницы номер своего вагона. Аполлон протянул проводнице свой билет, но один из этой парочки, стоявшей рядом, здоровенный детина, посмотрел на Аполлона осоловелым взглядом, бесцеремонно оттолкнул его от проводницы и пробасил заплетающимся языком:

– Ты, поц, чё без очереди лезешь? Очередь там, – он кивнул в конец вереницы пассажиров, стоявших у двери.

И вот теперь этот тип совсем рядом заспанно щурил не совсем ясные глаза, пяля их во все стороны.

– Чего это за иллюминация такая? – прохрипел он по-прежнему заплетающимся языком.

– А-а-а… Похоже, щас билеты собирать будут, – второй стал вяло шарить по карманам. – Саня, ты куда их сунул?

Язык у второго заплетался ещё больше, а глаза были ещё мутнее, чем у его приятеля.

Тот, которого назвали Саней, сначала громко зевнул, потом ещё громче икнул, опять зевнул, и, наконец, изрёк:

– Ну ты даёшь, Серый! Они ж у тебя были!

Серый тоже сладко и протяжно позевал, хотел что-то произнести, но в этот самый момент опять зевнул, да так широко и прочувствованно, что остался сидеть с открытым ртом, испуганно завращав вдруг сразу принявшими более осмысленное выражение глазами.

– Серый, ты чё? – Саня тупо уставился на приятеля.

Тот скосил глаза на свой красный нос, пытаясь, видимо, сквозь него увидеть, что там такое стряслось с его нижней челюстью. Ощупал заросший недельной щетиной подбородок, попытался сдвинуть его в одну сторону, в другую. Не добившись никаких успехов – рот по-прежнему оставался широко открытым, – стал издавать громкие звуки, более привычные, скорее всего, для африканских джунглей, чем для пассажирского поезда. Купе и его окрестности наряду с воем стали интенсивно насыщаться винными парАми.

– Чё? Заклинило, что ли? – Саня протянул руку через столик, слапал приятеля за нижнюю челюсть и стал мотать его головой из стороны в сторону. Тот завопил пуще прежнего, схватив друга Саню за руку, и так резко дёрнулся назад, что от удара его многострадальной головы о перегородку слетела висевшая с другой стороны на крючке шляпа, которая, спланировав на столик, перевернула стоявшую там открытую бутылку кефира. Кефир широким белым водопадом хлынул со столика на юбку не успевшей вовремя среагировать молодухи. Пассажиров, до сих пор оцепенело наблюдавших за развитием всех этих событий, наконец, прорвало. В уже предельно насыщенной винным перегаром атмосфере смешались стоны, крики, вопли, смех и даже хохот с примесью некоего похрюкивания. В это время до места происшествия добралась привлечённая шумом пожилая проводница.

– Что здесь происходит? Что за базар-вокзал?

Тут Аполлон, с удивлением следивший за происходящим, сообразил, наконец, что этому несчастному Серому нужна квалифицированная помощь.

– Спокойно! Проблем серо, – всё-таки вырвалось у него.

Он встал, размял затёкшие ноги и, приблизившись к орущему страдальцу Серёге, точно рассчитанным ударом заехал ему кулаком в нижнюю челюсть.

Мгновение спустя нижняя половина Серёгиного лица одновременно выдала следующую комбинацию звуков: хруст челюстей в горизонтальной плоскости, клацанье зубов по вертикали и объёмный истошный вопль.

Вся процедура постановки челюсти на своё законное место произошла столь неожиданно и быстро, что мало кто успел заметить, каким методом была произведена операция. На какой-то миг в вагоне воцарилась гробовая тишина – Серёга-Серый замолчал, а оторопевшие в кульминационный звуковой момент пассажиры ещё не успели очухаться.

Как доподлинно известно, мёртвая тишина устанавливается как раз накануне бури. И буря грянула. Грянула столь же внезапно, как и затишье перед ней. И заревела с такой силой голосом Серёгиного приятеля Сани, что зрители всего этого действа так и не успели выйти из своего оторопелого состояния, а, наоборот, погрузились в него ещё глубже и надёжней.

– Побьём Серого?! Побьём Серого?!.. Ах ты поц! Ах ты скотина!.. Моего друга… по больной скуле… по морде… Да я тебя!.. – Саня встал, цепляясь за перегородку, во весь рост. Тут все увидели, какой он большой и мощный. Громовые раскаты Саниного голоса прерывались приступами душившего его праведного гнева за своего побитого друга.