Мисс Вайоминг - [11]

Все то время, что Мэрилин и Сьюзен шли через центр города, бродяги не отставали от них. Глядя на весь этот сброд, Мэрилин сказала:

– Этот город даже замостить толком не могут. Проложили бы шоссе на десять полос прямо через эту рвань и турнули бы отсюда всех этих пьяных уродов.

Сьюзен шмыгала носом, ее каблучки стучали по тротуару, как нож повара по разделочной доске.

– Может, хоть что-нибудь скажешь? – спросила Мэрилин. – Молчишь, как Барби, хотя Барби, уж конечно, не запорола бы реверанс в такой простенькой танцевальной пьеске.

Мэрилин выпустила воздух, как проколотый воздушный шар.

– Могла бы хоть со мной вести себя смелее, – она закурила, – быть хоть немного отзывчивее.

Но Сьюзен хранила молчание. Сьюзен решила стать Барби. Она решила, что теперь всегда будет вести себя как Барби, и, приняв такое решение, покорно следовала за Мэрилин.

Они дошли до своего «корвера» с люком на крыше. Когда выяснилось, что Мэрилин не собирается ей помогать, Сьюзен, забравшись в автомобиль, сама осторожно подняла и сложила подол платья, чтобы не помять его, когда дверца захлопнется.

Машина тронулась с места, и они выбрались из центра города.

– Ладно, Сьюзен. В общем, по подиуму ты прошлась очень даже неплохо. Не семенила. И макияж хорошо смотрелся при том освещении. Может, слегка по-блядски, но хорошо.

– Мамуля?

– Что?

– Что значит «по-блядски»?

Мэрилин решила, что не подобает обсуждать блядство с дочерью, которой четыре с половиной года, и сделала вид, что не услышала вопроса.

– В следующий раз ты должна пройтись по подиуму более естественно. – Она оглядела дочь.

– Сьюзен, твои глаза похожи на вишневые косточки, которые выплюнули на пол, – но Сьюзен уже почти заснула. Моросил дождь, и работали дворники. – Я никогда сама не смогла бы участвовать в конкурсах, Сьюзен. Я только мечтала о них. Это волнение. Эти платья. Радость победы. А мне пришлось гнить в какой-то дыре со своей уродской семейкой. – Мэрилин свернула на шоссе, ведущее к Макминнвиллю. – У меня никогда не было того, что есть сейчас у тебя, – матери, которая заботилась бы о тебе и хотела, чтобы ты победила. И уж если говорить о том, что тебе суждено, то это, конечно, большой успех в жизни. Поверь мне, он тебя ожидает. Я никогда не буду ни самой красивой, ни самой чистой, ни самой лучшей, но ты – ты будешь.

Сьюзен очень хотелось спать, и она очень надеялась, что хорошее настроение не покинет Мэрилин до самого дома.

– Не хочу скулить. В конце концов, я подцепила твоего отца – то есть твоего отчима, – но он не хуже, чем родной. – Тон Мэрилин потеплел. – «Дон Пардон». – Она ласково посмотрела на Сьюзен. – Крошка, в следующий раз ты ведь победишь, правда, моя сладкая?

Сьюзен посмотрела на мать, струи дождя стекали по стеклу, и ее маленький ротик спокойно, отчетливо, как, по ее мнению, могла бы сказать Барби, произнес: «Да».

Глава пятая

– Сьюзи, будь лапочкой, зашвырни этот чертов маленький «киндер-сюрприз» подальше в Большой Каньон, очень тебя прошу.

Уже почти рассвело, и Сьюзен, Крис, двое участников группы и фотограф по имени Руди сидели в шезлонгах на крыше фургончика, потягивая напитки и по очереди примеряя серебристо-оранжевые кисточки для сосков, которые Крис, возвращаясь из Лас-Вегаса и будучи в стельку пьяным, купил у свободной от работы стриптизерши за пятьсот долларов.

– Ладно, – сказала Сьюзен, – но только мы никогда не узнаем, что за маленькая игрушка была внутри яйца.

– В том-то и дело, злая, злая девочка, – ответил Крис. – А теперь я хочу знать: яйцо положено для первого удара по всем правилам?

Сьюзен проверила завернутое в фольгу шоколадное яйцо, которое лежало на пачке «марльборо».

– Можно начинать.

– О'кей, Суз, тогда приступаем к бомбометанию!

Руди, учуяв добычу, занял позицию под нужным углом позади Сьюзен, на которой в этот момент были кисточки, но тут вмешался Крис:

– Постой! У тебя не кисточки, а черт знает что.

Кончиками пальцев он подправил кисточки на ее сосках и распушил блестки.

– Готово.

– Спасибо, муженек.

– Мы, британцы, такие волевые, такие сильные.

– Солнце сейчас появится, – предупредил Нэш, барабанщик.

Сьюзен приготовилась ударить по «киндер-сюрпризу». Первые лучики солнца уже начали пробиваться из-за скал. «Подаю!» – крикнула Сьюзен и с такой силой грохнула по яйцу, что оно моментально исчезло, будто испарилось, и кануло в туманный каньон. Ее глаза одновременно уловили вспышку фотоаппарата Руди и появление светила, и Сьюзен не смогла бы точно определить, где вспышка, а где солнечный свет. Фото удалось на славу: поблекшая звезда детских подиумов снова расцвела в качестве «рок-н-ролльной мамы».

– Восхитительно, – сказал Крис.

– Все врешь. Просто я тебе нравлюсь, потому что раздобыла для тебя зеленую карту.

– А я тебе нравлюсь, потому что разрешаю стоять на подпевке во время гастролей.

– Вот и нет. Я люблю тебя за те десять тысяч, которые ты кладешь каждый месяц на мой счет.

– Ты любишь меня исключительно за мой мужественный член.

Крис спустил штаны и стал раскачивать бедрами взад и вперед, махая своим маятником, и все сидящие на крыше автобуса дружно завизжали от восторга.

Так проходила гастрольная жизнь. Разъезжая с группой Криса «Стальная гора», Сьюзен чувствовала себя бродягой в этой строго иерархичной семье, которую на время сплотили выпивка, курение, наркотики и игровые автоматы и которая обитала в автобусах, провонявшихся призраками сотен предыдущих групп.