Мисс Равенел уходит к северянам - [153]

— Вам нужно очень беречься, — сказал ему доктор.

Лихорадочный жар в глазах исхудалого молодого героя и его пылкая речь обеспокоили Равенела.

— Пустяки, — улыбнулся Колберн, — неделя-другая — и я буду здоров. Просто нуждаюсь в отдыхе. Неделю на отдых, и все. Видите, я ведь добрался досюда. Вам трудно представить себе, как солдат побеждает болезнь. Наши ребята держатся на ногах и при всей амуниции вплоть до самой кончины. Я, например, проявил очевидную слабость, скинув сейчас башмаки. Да и сделал ведь это, только пожалев покрывало. Оно меня просто корило своей белизной. Я, конечно, стыжусь, что приехал таким грязным, но почувствовал это лишь здесь, приобщившись к цивилизации. Заверяю вас, даже в нынешнем виде я сошел бы в полку за чистюлю. Во всяком случае — не ниже среднего уровня.

— Мы все здесь готовы почитать ваши лохмотья.

— Вот и славно. Но лучше после того, как я их сниму с себя. Мне нужно скорее достать гражданское платье.

— А что, если вытребовать по телеграфу ваш чемодан?

— Я уже дал телеграмму. Пока никакого ответа. Впрочем, с мундиром покончено. Я увольняюсь из армии. Срок моей службы закончился. Я числюсь в полку с первых дней, не получал повышения и, значит, демобилизуюсь вместе со всем полком. Если, бы нас было на восемнадцать бойцов поболее, мы составили бы полк ветеранов, и тогда я имел бы право оставаться на службе. А сейчас я вернулся, как видите, первым. Я как раз был в служебной поездке как штабной офицер, и мне полагается отпуск. Вот я и приехал подготовить все нужное для увольнения из армии наших людей. У меня на этой неделе будет уйма работы.

— Работы! — вскричал Равенел. — Вы сейчас не в силах работать! И я прослежу, чтобы вы не работали.

— Нет, я должен работать. Я в ответе за все. Если я не поспею, меня не демобилизуют, а просто прогонят из армии. Что же мне, оставаться на всю жизнь опозоренным? Предпочитаю умереть в упряжке.

— Уважаемый друг, но вы просто не в силах выполнить вашу задачу. У вас жар, и это заметно. Вы на грани горячки.

— Да нет же! Смешно даже слушать. Больной солдат, если надо, способен на многое. Шагает в строю и воюет. И я воевал, хоть и был тогда куда сильнее болен. Удача, конечно, что бумаги у меня в сундучке. Это весь мой багаж и, собственно, все, что мне требуется. Завтра придется составить ротный список на увольнение и нанять человека сделать четыре копии. Это нужно не только ребятам, нужно и мне лично. Черт подери, у нас ужасные строгости. За эти полгода я чуть не спятил из-за проклятых бумаг: сундучок затерялся, а нужен был мне до зарезу. Военное министерство требовало отчета, лазареты — полного списка раненых. Министерство грозило, что приостановит мне выплату жалованья, лазареты грозили жалобой в Главное санитарное управление. И я пропадал ни за что без этого сундука. Если бы мне хоть знать, что нас отправят в Вирджинию, я составил бы копию списка и носил бы с собой в кармане — но откуда было мне знать?

Он объяснял это так горячо и так торопливо, словно держал уже речь в министерстве, доказывал, что его не за что гнать с позором из армии. Потом нахмурился, помолчал и с новой силой вернулся к волнующей его теме:

— Нужно немедля составить полный отчет за шесть месяцев, или я — конченый человек. Управление по демобилизации настрочит на меня рапорт, и меня погонят из армии. И вполне справедливо.

— Хорошо, но ведь вы штабной офицер, и притом в служебной поездке.

— Не имеет значения. С того дня, когда рота кончает армейскую службу, я командир роты, и больше никто, и отвечаю за всю отчетность. Собственно говоря, приступать к работе надо сегодня же, только нет сил. Устал. Попробую вечером.

— Нет, дорогой друг, — обеспокоился доктор. — Оставьте об этом. Не то вы совсем расхвораетесь. Вы и так совершенно больны. Поймите, весь ваш разговор походит на бред.

— Вы так полагаете? Тогда сменим тему. Потолкуем о вас. Клянусь, это просто стыд, что я занимаю вас только своими делами. Расскажите мне, как миссис Картер, как здоровье малютки?

— Оба как нельзя лучше. Лили будет так рада увидеть вас. Но сегодня вы полежите. Отложим на завтра.

— Понятное дело. К тому же мне нужен костюм. Я не могу никуда показаться в этих грязных лохмотьях. Я вконец перепачкан священной южной землей. Прошу вас, нажмите звонок, и я пошлю за портным. Пусть немедленно снимет мерку и сошьет мне гражданское платье.

— Пока что, прошу вас, разденьтесь и ложитесь в постель. Иначе придется вам сшить смирительную рубаху.

— Вы просто не знаете, доктор, какой я здоровый малый, — самоуверенно возразил Колберн со своей лихорадочной диковатой улыбкой.

— Теперь уже знаю, — объявил ему доктор, теряя терпение. — Скажите лучше, что вам заказать на обед? В ресторан вы сегодня спускаться не будете.

— Еще бы в этих лохмотьях! Так что же мне на обед? Пожалуй, порцию устриц и сладкий пирог.

Доктор расхохотался и замахал руками.

— Так и есть. Он сошел с ума! Я сам закажу вам обед, Блюдечко манной каши.

— Каша так каша. Мне все равно. Я и есть-то совсем не хочу. Просто давно не пробовал сладкого пирога. Все же полезнее, чем свиные консервы и недозрелые яблоки.