— Какой ответ я могу дать? — сказала она с вызывающей улыбкой. — Разве вы не едете в Индию? И должна ли я пообещать ждать вас двадцать пять лет?
— Я не оставил бы вас даже ради Рая! — воскликнул я.
— Спасибо, — ответила она со смехом, — но это был бы совсем не Рай. Это было бы чистилище, если не сам Ад. Полагаю, я должна дать согласие, хотя бы для того, чтобы спасти вас от «Калькуттского Громовержца»!
— Надеюсь, я не сойду с ума от радости! — сказал я. — Я думаю, что если бы мог закричать, или пуститься с кем-нибудь наперегонки, или даже подраться, это пошло бы мне на пользу. Ради всего святого, дайте мне какое-нибудь поручение, которое меня отрезвит!
— С удовольствием. Вы отправитесь, как рыцарь из старого романа, на тот неоткрытый остров, где мы устроили наш незабываемый пикник, и принесете мне заколдованный пакет макулатуры.
Я закрыл лицо руками и мрачно застонал.
— Я должен поблагодарить Бьюкенена за это унижение! — воскликнул я. — Если бы не его ужасные слова в тот вечер, вы бы никогда не узнали бы, кто автор.
— Прошу прощения, — ответила она. — Я узнала это задолго до того, а его слова только подтвердили мои подозрения. Надеюсь, вы собираетесь посвятить мне еще одну книгу?
— Я намерен посвятить вам свою жизнь!
— В скольких томах?
— Сколько смогу написать.
— Романтический сборник каждый год! Но я больше не приму анонимных сочинений.
— Мои книги будут подобны деревьям Ардена, на которых повсюду будет вырезано имя не Розалинды, а Хелен! Нет, отныне у меня не будет героинь, которые не были бы Хеленами!
— Придерживайтесь этого приятного однообразия, и у вас не останется читателей!
— Сейчас мне все равно, даже если бы я знал, что каждая страница, которую я напишу отныне, пойдет на завивку девичьих локонов. Вы — мой читатель, и мне дорого только ваше одобрение!
— Нет, — сказала она, улыбаясь, — я не стану довольствоваться тем, что буду смотреть на моего мужа как на фабрику по производству макулатуры. Вы не должны больше писать для бакалейщиков, Филип Дандональд.
— Я буду писать для вас, любимая, — ответил я. — Только то, что достаточно хорошо для всего мира, достойно Хелен Кэрью.
