Мисс Кэрью - [111]

— Ты будешь очень счастлива, потому что в этой школе много учеников, и все они со временем станут музыкантами и певцами; она расположена в прекрасной стране под названием Германия.

— Но разве я не смогу приходить к вам каждое воскресенье, мистер Гримальди? — спросила я, обнимая его за шею и все еще плача.

Он рассмеялся и сказал мне, что это невозможно, потому что Германия находится очень далеко за морем. А потом он рассказал мне о виноградниках, замках и реке Рейн; и вскоре заставил меня забыть о своем горе в преддверии отъезда.

Однако когда пришло время, когда я должна была уехать, я почти обезумела от горя. Меня повезли в карете из Финчли, где жил мистер Гримальди, обратно в Лондон, и по каким-то грязным улицам к темной мрачной пристани, где стояло торговое судно, переполненное деловитыми матросами, тюками товаров и шумными носильщиками. Мой добрый друг посадил меня на борт, много раз поцеловал и со слезами на глазах попрощался со мной.

Я была очень несчастна, а после того, как мы отплыли, очень больна. Я помню, как лежала на своей койке и плакала от горя и болезни много дней и ночей. Наконец движение корабля стало менее беспокойным, и однажды утром, когда я проснулась, судно было совершенно неподвижно. Мы прибыли в Антверпен.

На борту стоял сильный шум, так как судно разгружалось; и когда я отважилась подняться на палубу, капитан довольно грубо сказал, что мне лучше оставаться в каюте, пока он не сможет отвести меня на берег.

В конце концов, он пришел за мной, и мы пошли по большой набережной, где было очень много людей; все говорили на незнакомом языке, так что я совсем испугалась и вцепилась в руку капитана. Он взял меня в таверну, где мы обедали с другими людьми за длинным столом, и он сказал мне, что это был табльдот; но я не знаю, что это значит, если это имело какое-то отношение к ужину, то у нас был пирог с мясом и овощами, и жидкий суп из кислой капусты, — что мне совсем не понравилось.

После этого мы отправились в каретную контору, где он заплатил за меня немного денег, а затем во двор, где стояла большая громоздкая повозка. Там капитан дал мне билет, который, по его словам, обеспечил мне место на всем пути; бумагу в маленьком футляре, которая, как он сказал, была моим паспортом; кошелек с деньгами и пакетик сладкого печенья. Затем он усадил меня в удобный уголок, очень ласково пожал мне руку, попрощался и ушел.

Теперь я была еще более одинока, чем когда-либо. Наступил вечер. Двое или трое других пассажиров заняли свои места внутри, но ни один из них не говорил по-английски. Возницы и почтальоны закричали; лошади громко застучали копытами, и мы тронулись в путь. Вскоре я заснула, просыпаясь, время от времени, только затем, чтобы обнаружить: снаружи была темная ночь и все мои спутники тоже спали. На следующее утро мы вышли около невзрачной гостиницы, в невзрачной деревне, и позавтракали. Затем мы снова проехали много утомительных миль по плоской унылой местности с каналами, ветряными мельницами и огромными стадами скота, снова и снова.

Так мы путешествовали в течение нескольких дней; когда однажды утром нам всем пришлось предъявить паспорта и позволить солдатам осмотреть наши вещи. Впоследствии я узнала, что мы пересекли границу и въехали в Германию; но в то время я не могла сказать, что все это значило, и не заметила никакой разницы в незнакомом языке.

Пейзаж стал красивее, и я впервые увидела горы, виноградники и водопады. Но бесконечное путешествие так утомило меня, что, в конце концов, я едва обращала внимание на то, куда мы направляемся.

Наконец, однажды вечером мы прибыли в красивый городок с церквями и белыми зданиями, у подножия крутого склона; здесь мне дали понять, что я должна сойти, и что город называется Шварценфельден.

Меня высадили возле большой гостиницы, мой дорожный сундук поставили рядом со мной, карета покатила по узким улочкам, и я осталась одна. Вскоре вышел служащий и провел меня внутрь. В прихожей я нашла мужчину, который взял мою коробку в одну руку, а мою ладонь — в другую; мы вышли и пошли по улицам.

Вскоре мы остановились перед большим белым особняком. Меня провели в просторную гостиную, где пожилая дама и несколько молодых девушек сидели за рукоделием. Леди встала и взяла мою ладонь в свои.

— Итак, вы наш маленький новый друг, Элис Хоффман? — ласково сказала она. — Вы прибыли вовремя, потому что мы как раз собирались ужинать, а я осмелюсь предположить, что вы проголодались после долгого путешествия.

Затем она помогла мне переодеть пыльную дорожную одежду и привела меня обратно в гостиную, где мы поужинали.

Когда трапеза закончилась, самая молодая из присутствующих прочитала вслух молитвы по-немецки, а дама протянула мне книгу.

— Для вас, дитя мое, есть английская псалтырь, — ласково сказала она, и я покраснела, потому что не умела читать, и мне было стыдно признаться в этом.

Я увидела, как она пристально посмотрела на меня, а затем на книгу, и почувствовала, что она разгадала мою тайну; но она ничего не сказала. Когда мы поднялись с колен, она расцеловала нас всех в обе щеки, и мы легли спать. Там была одна молодая девушка, которая немного говорила по-английски, и она занимала кровать рядом с моей. Она сказала мне, что в этом общежитии спали старшие ученицы, и что меня поместили к ним, поскольку боялись, что меня могут дразнить мои сверстницы, никто из которых не понимал ни слова на моем языке. Она также сказала мне, что нашу матрону звали мадам Клосс; что мы жили во владениях великого герцога Вильгельма Шварценфельденского; и — и - многое другое, но я заснула под звук ее голоса.