Мисс Черити - [85]
Вот так, дышите глубже. Обопритесь на меня. Пройдемся…
Я взяла его под руку, и мы молча сделали несколько шагов.
Вы, должно быть, удивлены моему появлению в таком месте. Я вас искала..
Мистер Эшли, не говоря ни слова, продолжал идти рядом, опустив голову. Видимо, он тоже страдал мигренью.
Я правда не знаю, что делать. У меня так мало опыта, я так оторвана от мира. У кого еще мне просить помощи?
Мистер Эшли по-прежнему молчал, и я начала сердиться.
Конечно, всегда можно… скрыть некоторые вещи. Но потом все равно это становится заметным. И когда приходит время… Что тогда делать, куда идти? Как вы считаете, его правда можно бросить на паперти?
Мистер Эшли замер. Потом резко развернулся ко мне.
Послушайте, о чем вы?! Спрятать что? Бросить кого? Только не говорите… Вы? Нет!
Он вперил в меня взгляд умалишенного. У меня подкосились колени.
Мистер Эшли, я говорю о Глэдис. Глэдис Гордон.
Мистер Эшли поднес руку ко лбу, пробормотав: «Черт побери!» — у него имелась дурная привычка сквернословить. Видимо, он все-таки страдал мигренью.
Предлагаю успокоиться и начать с начала. Глэдис — та ваша горничная, которая просила мою фотографию? От фотографии забеременеть сложно. Ведь именно об этом идет речь? Она беременна? Ладно, не отвечайте. Я понял.
Ее выгонят. И что потом с ней будет?
Даже не пытайтесь представить. Тот, кто сделал ей ребенка, не изъявил желания жениться? Или она не знает, кто именно… Не отвечайте. Я понял.
Вдруг он схватил меня за плечи.
Когда же вы наконец перестанете заботиться о крысах, сумасшедших и падших девицах, скажите?
Но, мистер Эшли…
Молчите, вы меня злите. Пусть ваша девица зайдет ко мне завтра в полдень в «Святого Георгия».
Но… что вы задумали?
Мисс Тиддлер, позвольте мне уладить это дело самому, а вы идите домой и рисуйте дальше кроликов и мышек.
Мистер Эшли, я же не ребенок и не идиотка. Мне нужна ваша помощь, но я должна знать, что станет с Глэдис.
Мисс Тиддлер, вы живете в своем мире, а я — в своем. Иногда наши пути пересекаются по воле Божьей, но миры наши не соприкасаются. Там, где я живу, то, что произошло с Глэдис, — обычное дело, и мы знаем, как решать такие вопросы.
Он подал руку, и мы снова двинулись к стоянке фиакров.
По крайней мере, мистер Эшли, позаботьтесь, чтобы ребенок не простудился на ступеньках церкви, до того как его подберет какая-нибудь добрая душа…
Он коротко рассмеялся в ответ на мое наставление.
Расстанемся здесь. Вы меня боитесь, мисс Тиддлер?
Конечно же, нет, мистер Эшли.
Тогда дайте руку.
Я протянула руку, и он ее пожал.
На следующий день Глэдис ускользнула из дома так, что никто не заметил ее отсутствия. Вернувшись, она сообщила, что в ближайшее воскресенье поедет к «повитухе в деревню».
Может, и не вернусь в понедельник. Тогда скажете хозяйке, что старуха моя померла, и я поехала ее хоронить.
Все это казалось мне загадочным и тревожным. Но Глэдис выглядела веселой и с нетерпением ждала воскресенья. В понедельник она и впрямь не вернулась. Я сказала маме, что забегал какой-то мальчишка и велел кухарке предупредить хозяев, что Глэдис задержится на похоронах матери.
Опять! Кто только у нее не умирал: отец, обе бабушки, оба дедушки, старший брат, младшая сестра…
Не везет бедняжке.
Альберт, мне кажется, она уже во второй раз хоронит мать.
Чтобы наверняка.
Глэдис вернулась только в среду, и мама завела разговор о том, чтобы ее уволить. Я снова встала на ее защиту. Несчастная мертвенно-бледная Глэдис едва держалась на ногах. Но, как и прежде, выполняла все обязанности по дому.
Шли дни, за ними недели. Я отпраздновала свой двадцать четвертый день рождения. Никакого ребенка на паперти никто так и не оставил, а Глэдис никогда больше не упоминала Джека, Джима и Джона. В остальном она ничуть не изменилась и осталась такой же ленивой, лукавой и жуликоватой.
30
Весной 1894 года все неприятности как будто остались позади, и мое здоровье поправилось. Я снова встречалась с Кингами, и Норман с Норбертом велели всем называть меня «тетушка Черри», чему я не противилась, лишь бы не заставляли вязать пинетки. Сьюзен и Элизабет хотели, чтобы я стала крестной их будущих детей, и я заранее согласилась. У Шмалей уже оба малыша звали меня «колёсная», а у Картеров я была «мисс Черити». От продажи авторских прав на последние две книги у меня появилось немного денег на подарки: я купила птицу в клетке для Эдмунда, черепашку для Розы, коробку с акварельными красками для Ноэля… Собственная жизнь казалась мне почти завершенным рисунком, где оставалось только стереть карандашные контуры; она заполнилась прилежной работой, нередко лишь в компании моих зверей, хотя время от времени мою жизнь яркими красками расцвечивали чьи-нибудь дети. Небо надо мной расчистилось, но издалека уже доносились новые раскаты грома, грозившие обрушиться на наш дом.
Из замка Таунтон приехала Лидия, чтобы с помощью доктора Пайпера произвести на свет малыша. Родился прелестный мальчик Эндрю, которому я тоже стала крестной. Сэр Хоуитт сразу отправил его в деревню, к дородной девонширской кормилице. Лидия вернулась к лондонской светской жизни и посещала балы, вечера и спектакли. Иногда я ездила с ней и вскоре пристрастилась к театру. Одним апрельским днем 1894 года я увидела в театре Авеню пьесу Бернарда Шоу, которого часто сравнивали с Оскаром Уайльдом. Комедия «Оружие и человек» показалась мне остроумной и романтичной — лучшей из всего, что я видела; мне подумалось, что однажды мистер Шоу мог бы написать роль для мистера Эшли.
