Мишка и Трубочист - [11]

Мишель нервно рассмеялась. Господи, сегодня тридцатое декабря, она в чужой стране, идет на какой-то чердак с незнакомым мужиком, что бы заняться там… Нет, ну ясно же чем. Одно только не понятно: зачем это нужно ей? Приключений захотелось?

— Идем? — трубочист не дождался от нее ответа и протянул руку.

— Идем.

Темная лестница с огромными пролетами показалась бесконечной. Но все когда-нибудь заканчивается, и вот они уже стояли перед единственной на последнем этаже дверью.

Трубочист распахнул ее перед Мишель.

— Прошу вас.

Зажегся свет, Мишель шагнула вперед, огляделась и замерла. Сюрприз удался. Если, конечно, это был сюрприз.

«Вот как, оказывается, живут простые таллинские трубочисты», — подумала Мишель, разглядывая помещение.

А посмотреть было на что. За невзрачной входной дверью прятался стильный лофт. Мишель удивленно переводила взгляд со старого кожаного дивана, стоящего перед камином, на явно антикварный письменный стол и кресло в стиле чиппендейл.

— Проходите, — пригласил трубочист и махнул рукой в сторону дивана. — Я сейчас разожгу камин.

— Благодарю, — Мишель наклонилась, чтобы снять ботинки.

Странное дело, но трубочист не стал помогать ей снять пальто, а ушел куда-то вглубь лофта.

— Проходите, не стесняйтесь, — повторил он откуда-то из глубин.

И Мишель, расстегнув пальто, пошла на его голос. Ее не покидало ощущение неправильности. Оно появилось еще днем, когда Мишель встретила этого мужчину, и с того момента все усиливалось.

Трубочист нашелся на кухне. На барной стойке уже стояли два стакана со льдом.

— Виски? — спросил трубочист, наполняя стаканы темной жидкостью.

Мишель замешкалась с ответом, и трубочист обернулся к ней с бутылкой в руке.

— Виски, — повторил мужчина, но уже без вопросительных интонаций.

— Да, — растерянно согласилась Мишель. — Спасибо.

— У вас разрыв шаблона? — усмехнулся трубочист и протянул ей стакан.

— Вы думаете? — Мишель пригубила темную жидкость.

— Богатая московская стерва решила осчастливить бедного эстонского работягу.

Его тон и взгляд, которым он бесцеремонно разглядывал Мишель, категорически ей не понравились. Стало тревожно и, почему-то, неловко.

«Надо уходить», — решила Мишель.

Поставила стакан на стойку и отступила назад.

— Я оказался недостаточно беден, чтобы удостоится вашего высочайшего внимания? — светлые глаза уже не смеялись, а смотрели на нее с презрением.

Мишель чувствовала, что нужно просто уйти, не вступая с этим странным мужчиной в дискуссию. Но вместо этого спросила:

— С чего такой вывод?

Трубочист сделал большой глоток из своего стакана, лед звякнул о толстые стенки и уточнил:

— Какой именно? Что вы стерва? Или что богатая?

Вообще-то Мишель спрашивала о другом, но сейчас не желала ничего пояснять, внезапно утонув в мужском взгляде, и просто кивнула. Пусть понимает, как хочет.

— Ваше пальто стоит около двух тысяч евро, — сказал трубочист и сделал шаг ей навстречу.

Протянул руку, нырнул под пальто и очертил пальцем женскую ключицу под тонким свитером. Откровенно вызывающий жест с привкусом трогательной нежности. Мишель невольно сглотнула.

— Итальянский кашемир? Или шотландский? — Трубочист продолжил демонстрировать свои познания в мире моды. — Вечно я их путаю.

— Итальянский, — машинально ответила Мишель, остро чувствуя, как мужской палец спускается ниже, к груди.

— Еще пятьсот евро, — хмыкнул Трубочист.

— Триста, — зачем-то поправила его Мишель.

— Брали на распродаже? — в голосе сквозила уже неприкрытая ничем издевка.

Ситуация с каждым словом становилась все более абсурдной, и Мишель начала сердиться. Резко хлопнула по наглой конечности, уже практически устроившейся на ее груди, и ответила:

— Мне пора.

— Торопишься? — весело спросил мужчина, перейдя на «ты».

— Да, — Мишель решительно запахнула пальто и развернулась в сторону входной двери.

— Тогда зачем пришла? — раздалось ей в спину. — Нервы захотелось пощекотать?

Она не стала отвечать, зачем? Глупо все. И приходить сюда не стоило, и желание дурацкое загадывать. И вообще, чего ее понесло за тысячу километров от дома? Сидела бы сейчас у себя в квартире, одна. Резала бы салат и плакала. От лука, разумеется. От чего же еще? Не от одиночества же, в самом деле. И не от того, что не смогла принять предложение подруги и приехать к ней в гости, потому что мучительно, до дрожи боялась, что туда заглянет бывший муж со своей нынешней.

При воспоминании о Павле привычно заныло в груди. Это он во всем виноват. И даже в том, что Мишель, дура дурой, стоит на кухне у этого непонятного трубочиста, к которому она зачем-то (хотя любому взрослому человеку и ясно, зачем) пришла, виноват тоже Павел. «Сволочь ты, Павел Петрович Виннер», — пронеслось у Мишель в голове.

— Тогда не смею тебя задерживать, — сказал трубочист.

— Я передумала, — Мишель решительно развернулась, прошла мимо мужчины и взяла с барной стойки свой стакан.

Залпом выпила содержимое, покатала на языке подтаявшую льдинку.

— Неужели? — развеселился трубочист. — Решила все-таки остаться?

— Решила, — кивнула Мишель и хрустнула кусочком льда.

Он подошел близко — близко, так, что Мишель ощутила на своем лице его дыхание. Мята, табак и немного алкоголя.