Мишень - [2]

Три попытки вхолостую…

Ах, какая замечательная вещь — тир!.. В Кеннеди — нельзя, в жителя Камбоджи — тоже, и в палестинца — руки коротки, а здесь — что хочешь вытворяй, любого гробь, мечтам — простор, поступкам — произвол!..

— Дьявол, — прошептал он, тяжело дыша. — Я пристрелю тебя, подонка.

Он целился долго и внимательно.

Четвертый выстрел.

Опять мимо.

И тут раздался унизительный, негромкий смех.

Духулев дернулся всем телом и выронил винтовку на барьер.

— Эй, кто тут? — с ужасом спросил он. — Кто смеется?

— Это я. Твоя мишень.

— Мишень? — поразился Духулев и чуть попятился к двери. — Нет, брось, — он погрозил пальцем в пустоту. — Ты мне такие шутки не шути. Смеешься, да? А ну-ка, выходи! Эй, ты!..

— Вот именно, смеюсь. А что мне остается делать? Так забавно смотреть на тебя… Столько рвения, бедняга… Ну, зачем тебе все это?

— А тебе не все равно? Захотелось — вот и все… Я чертовски плохо тебя вижу… После ресторана, знаешь… Одни только контуры. Оттого и промахиваюсь.

— Зачем тебе стрелять?

— Настроение у меня паршивое. Хочу успокоиться, понимаешь? Давно уже нервишки — не того… Стресс, говорят…

— А, — протянула мишень равнодушно. — Но ты же все равно не попадешь.

— Как знать? — усмехнулся Духулев. — Должен попасть. Хотя бы раз в жизни. И чтоб больше никаких потом хлопот. Мне много и не надо. Знаешь, жизнь такая штука…

— Знаю, — отрезала мишень.

— Вот как? — усомнился Духулев. — Ну, может быть… Хотя… Понимаешь, — с неожиданной злостью закричал он, — ни черта у меня не получается! Все хорошо, да, все, и вместе с тем — не то!.. Бедлам какой-то… И, главное, не разберешь, кто виноват. Никто не виноват, все, сволочи, чисты. А на душе — кошмар… И я вот начинаю думать, может, просто надобно найти кого-то да и свалить на него разом всю вину, сделать собственной мишенью и поразить, чтоб сбросить с себя это бремя… Ведь неполноценность, я ж понимаю… Чтоб не чувствовать себя счастливым неудачником. Когда увидишь, что не надо ни раскаиваться, ни позорно унижаться, то, наверное, начнешь осознавать, что ты, пожалуй, просто-напросто сильней, и все…

— Ну, что ж, убей, — произнесла мишень спокойно. — У тебя остался последний патрон. Смотри, не промахнись.

— Постараюсь… Если б я тебя получше видел… Черт! В другой, положим, раз…

— Другого не было и вряд ли еще будет, ты учти. Валяй сейчас.

— Н-да? Ишь какой нашелся прозорливец…

Духулев неторопливо зарядил винтовку и навел дуло на мишень.

Долго, очень долго целился, щуря то левый, то правый глаз.

Потом ласково спустил курок.

— Ну, разумеется, — обескураженно пробормотал он, опуская голову. — Стрелок я никудышний. Как и в жизни, черт возьми. Всегда в меня стреляли, просто отлетало рикошетом — вот мне и казалось, что я сам стреляю… Маленький такой самообман…

Он сделал шаг, чтобы уйти, но тут мишень окликнула его:

— Эй, погоди! Не торопись. И — повернись-ка на минутку.

Духулев послушно обернулся и, ошеломленный, замер.

Теперь человечек на мишени виден был вполне отчетливо, как будто бы пространство, разделявшее его и Духулева, прояснилось и внезапно сфокусировалось, вопреки законам оптики и всякому здравому смыслу.

Что-то неуловимо знакомое теперь проглядывало в облике мишени, и, когда наконец-то Духулев сообразил, кого же именно напоминал его партнер, сердце чуть не выпрыгнуло из груди и все его существо пронзила дикая тоска.

Он узнал себя, словно там, у дальней стенки, невесть кто поставил зеркало, и он глядел на собственное отражение, уменьшенное расстоянием во много раз.

То же лицо, та же фигура, те же ужимки…

— Ну вот, — проговорил из-за барьера человек и улыбнулся, холодно и отрешенно. — Теперь мой черед. Я тоже подумал: торчать всю жизнь здесь — как это, по сути дела, мерзко. Того и глядишь, угробят тебя. И вроде бы никто не виноват — да, все по правилам игры… Так что я тоже решил выбрать себе мишень.

Зажимая в руках крошечное ружье, он начал медленно наводить дуло на позднего гостя.

— Эй, ты не посмеешь, — обливаясь холодным потом, прошептал Духулев, от ужаса не в силах сдвинуться с места. — Это же чудовищно! Несправедливо… Так уж жизнь моя сложилась… Лез наверх, все время подставляясь. Но… это случайно!.. Я случайно заглянул сюда!

— Ничуть, — промолвил человечек, тщательно прицеливаясь. — Нет! Это, брат, закономерно. Все-все-все. Ну, что, узнал, засуетился? Ты не бойся, я не промахнусь.

И вслед за тем раздался выстрел — тихий и мгновенный.

Духулев безумно закричал, хотел бежать, но скорчился от боли, и тогда под его ногами разверзлась дьявольская пустота, и он, перевернувшись, куклою повис, едва раскачиваясь, вниз головой. А на груди, там, где должно быть сердце, заалел, мерцая, аккуратный, правильный кружок…

— Ангел, — простонал он. — Ангел!.. Черт тебя возьми!

И появился ангел.

— Все в порядке, — кротко произнес он. — Я ведь вовремя пришел?

— Нет, поздно, поздно! Как ты допустил?!

— Болит? — участливо заметил ангел. — Это, знаешь ли, бывает. Отдохни.

— Но дальше — как?

— Никак. Живи. Теперь тебе все можно. Ты особенный. Как миллион других.

— Да разве раньше я не жил? Ты ж сам сказал, еще тогда, давно: кути, воруй… Я высоко поднялся, очень высоко. И в средствах не стеснялся.