Миры Урсулы ле Гуин. Том 9 - [5]

— …Боюсь, вы не поверите мне…

А коротышка-пациент, похоже, болен серьезнее, чем показалось на первый взгляд.

— Специалисту, занятому сновидениями всерьез, не свойственно зацикливаться на их правдоподобии или соответствии жизненным обстоятельствам, мистер Орр. Я редко использую в своей практике категории веры, неверия. Они здесь редко приложимы, а подчас и вовсе неуместны. Давайте забудем ваше «не поверите» и продолжим. Я, признаться, весьма заинтригован.

Не прозвучала ли последняя сентенция слишком покровительственно, свысока? Глянув на гостя, чтобы проверить впечатление, Хабер впервые встретился с ним взглядом по-настоящему. Впечатление получилось изрядным. Необыкновенные, потрясающие глаза, отметил врач и сам себе подивился — эстетические категории в его работе тоже не в великой чести. Но эти бездонные, такие ясные серо-голубые глаза буквально завораживали. Доктор даже на миг забылся, утонув в их непостижимости, но лишь на миг — наметанный взгляд профессионала обнаружил во взгляде следы невысказанной муки.

— Ладно, я скажу вам, — продолжил Орр несколько принужденным тоном. — Я вижу сны, которые как бы… как бы воздействуют… на… на окружающий мир. Изменяют реальность.

— Не вы один, мистер Орр, все мы сталкиваемся с чем-то подобным.

Орр не сводил с доктора округлившихся светлых глаз. Прямо душа нараспашку.

— Впечатления от сновидений, наступающих непосредственно перед пробуждением, — тут же дополнил Хабер, — обусловлены особым эмоционально-психическим состоянием и могут сказаться на…

Договорить не удалось — Орр поспешно его перебил:

— Нет-нет, я имел в виду нечто совсем иное! — И после краткой заминки: — Я что-то вижу во сне, что-то совершенно новое, а проснувшись, обнаруживаю, что оно стало реальностью.

— Почему вы решили, что в такое трудно поверить, мистер Орр? Я говорю с вами совершенно серьезно, без околичностей — чем дальше продвигаешься в нашей науке, тем меньше остается невероятного. И даже невозможного. Провидческие или вещие…

— Ни вещие сны, ни ясновидение здесь ни при чем, док. Я ничего не предвижу. Ничего не знаю заранее. Я попросту изменяю окружающую действительность. — Пальцы пациента судорожно сцепились.

Неудивительно, что мудрецы из медцентра перепасовали его сюда — все орешки, что им не по зубам, перепадают Хаберу.

— Не затруднит ли вас привести какой-либо конкретный пример? И лучше всего припомнить самый первый подобный сон. Сколько лет вам тогда стукнуло?

Пациент задумался и наконец, после некоторых колебаний, ответил:

— Примерно шестнадцать, по-моему. — Казалось, он рывком преодолел некое внутреннее сопротивление и как бы сдался на милость доктора; тревога по-прежнему читалась в глазах, но панцирь самозащиты был уже сброшен. — Но тогда я еще не был вполне уверен в том, на что жалуюсь…

— Расскажите о первом случае, когда были уверены.

— Это когда мне уже минуло семнадцать… Жил я тогда с родителями, и у нас гостила, вернее, загостилась моя тетка по материнской линии. После развода она потеряла работу и сидела на минимальном пособии. И, по-моему, была малость не в себе. Мы жили в обычной трехкомнатной малогабаритке, и она практически никуда из нее не выходила. Достала этим мать мою, а свою сестру, буквально до печенок. Ни с кем не считалась — тетка Этель, я хочу сказать. Свинячила в ванной — у нас тогда еще была собственная ванная. Обожала меня дразнить — в самом дурном смысле слова. Входила в мою комнату в распахнутой пижаме, и всякие такие штуки. Тетке, кстати, еще и тридцати не было. А это, понятное дело, причиняет известные неудобства. Я был тогда девственник, ну и… вы понимаете. Известно ведь, подросток. Хозяйство торчком, и на все клюешь, как пескарь. Я страшно переживал, буквально возненавидел самого себя. Она ведь была все-таки моей родной теткой…

Орр посмотрел на доктора, чтобы проверить произведенное впечатление, — и убедился, что доктор в искренности его исповеди вроде бы не сомневается, во всяком случае, не выражает явно своего отношения.

С чем только не доводилось сталкиваться Хаберу в медицинской практике. И он давно пришел к выводу, что вседозволенность конца двадцатого столетия сексуальных фобий и комплексов породила ничуть не меньше, чем некогда строгий пуризм века девятнадцатого. Похоже, Орр всерьез опасается, что доктора удивит его нежелание делить постель с собственной тетушкой. Хабер постарался придать своему лицу выражение пытливой заинтересованности, и пациент продолжил:

— Ну вот, тогда и начались тревожные сны, и во всех фигурировала тетка Этель. В самых разных обличьях, порой совершенно неузнаваемая, ну как это и бывает порой во сне. Как-то, например, предстала в виде белой кошки, но я почему-то все равно знал, кто она на самом деле. В конце концов, как-то раз, после посещения киношки, где тетка всячески прижималась и терлась об меня действительно как кошка, когда по возвращении домой мне не без труда удалось ее спровадить восвояси, я и увидел тот самый сон. Очень яркий и отчетливый. Мог бы пересказать его, когда проснулся, до мельчайших подробностей. Мне снилось, что тетка Этель погибла в автокатастрофе где-то под Лос-Анджелесом, а нас о несчастье оповестили телеграммой. Мать, стоя над плитой, кропила варево в кастрюле слезами, я от души сопереживал ей, соображая, чем бы утешить, и не в состоянии был абсолютно ничего придумать… Вот и все, пожалуй, если вкратце. Проснувшись поутру, выскочил из комнаты — диван в гостиной пуст. Тетки и дух простыл, никаких следов, хоть шаром покати. Родители и я, больше в квартире никого… И не то чтобы она просто вышла куда-то или внезапно уехала, никому не сказавшись. Она