Миры Роджера Желязны. Том 28 - [40]

Очнувшись, Хью с удивлением обнаружил, что действительно ползет. Да останавливался ли он? Может, просто продолжал ползти и видел сны на ходу? Усталость казалась вечной; мысли сливались и путались, порой уплывая в долгие мечтания наяву. Иногда казалось, что он полз всю свою жизнь, воспоминания же были просто отрывками мечтаний. Хью остановился и помассировал ногу.

Пополз дальше, отталкиваясь здоровой ногой и прислушиваясь к шелесту травы. Иногда он чувствовал себя глубоко под водой, движения становились легкими, как у пловца. А то вдруг ему казалось, что сопротивление почвы исчезает, и он с маниакальной поспешностью устремлялся вперед, к хребту.

Наконец Хью пришлось остановиться, на этот раз он заснул по-настоящему, ему приснились медведь и Джеми. Он проснулся от ненависти и в ярости пополз дальше. Упала ночь, а он продолжал движение в темноте, перемежая его короткой дремотой.

Хью очнулся от холода. Он не мог вспомнить, полз ли он или спал. Дневной свет уже заливал мир, просачиваясь сквозь облака. Первым делом он посмотрел на юг. Нагорье было теперь гораздо ближе. Похоже, он прополз за ночь большое расстояние. Хью вздохнул и потер ногу над переломом.

В тот день он добрался до грязноватой канавы, оставшейся после ливня. На вид грязь была довольно сырой…

Хью спустился по более сухому склону. Сунул руку в грязь. Жидкая, очень жидкая. Он тут же принялся копать углубление. Уже через минуту стала прибывать вода. Глядя, как наполняется ямка, Хью дал себе клятву ждать, пока вода отстоится, станет прозрачной.

Но как только углубление заполнилось настолько, что стало возможным погрузить в него ладони, Хью немедленно проделал это и начал пить. Снова и снова. Невозможно было ждать дольше.

Прошло, наверное, не меньше двадцати минут, прежде чем Хью напился. Теперь маленький колодец стал наполняться медленнее. Хью повернулся и выполз из канавы. По крайней мере он утолил жажду. Голод, правда, остался. Но жажда ушла. Он несколько раз сплюнул, чтобы избавиться от илистого привкуса, и снова взял курс на впадину. Теперь Хью был уверен, что доберется до нее. А тогда… тогда дела пойдут на лад. Он начал рисовать себе картины, которые откроются за перевалом, — пышные луга, кишащие дичью, сверкающие ручьи…

Он пополз быстрее. Может, от постоянной работы тело стало сильнее? Или его гнало вперед предвкушение радости? В любом случае он собирался выжать этот прилив сил до предела.

Так он и полз все утро: ненависть отступила, боль притупилась, даже голод куда-то исчез. Он скользил по долине, а хребет все отчетливее и отчетливее нависал над ним. Перед носом прошуршала змейка. Несколько темных птиц покружили на юге, перелетели через хребет и скрылись.

Ближе, гораздо ближе, радовался он, отдыхая под полуденным солнцем и растирая бедро. Возможно. Вполне возможно, он достигнет перевала сегодня. Когда-то и холмы были так далеко, а ведь теперь они остались позади, к востоку. Он даже не повернул головы, чтобы посмотреть на них.

И снова в путь под полуденным солнцем. Хребет час за часом рос перед ним, расселина становилась все шире и шире. Когда земля начала подниматься, Хью принялся тащить себя вверх, стараясь свести привалы до минимума. Он упорно прокладывал путь к перевалу. Местность становилась все более каменистой.

Рассказывая самому себе удивительные истории о долине, лежащей за хребтом, он взбирался по склону, вспоминал трудный подъем в ущелье и изобилие, которым был вознагражден за муки. Не обращая внимания на боль в бедре, он тащил себя через валуны и осыпи, лишь иногда замедляя движение в особенно трудных местах.

И вот наконец перевал, зажатый с двух сторон каменными башнями. Хью медлил, оттягивая момент, когда откроется вид на долину внизу, страшась, что мечты об этой земле обетованной окажутся не более чем сказкой, рассказанной себе самому, чтобы облегчить путь. И все же…

Медленно, очень медленно он преодолел последние ярды подъема. Перед взором открылась даль, где ряд за рядом, насколько хватал глаз, громоздились желтые холмы. Хью вцепился в камень, вглядываясь. Сказки, рассказанные себе, были так красивы. Он уткнулся лицом в ладони и разрыдался.

«Я знал… я знал…», — твердил он себе. Когда ложь, придававшая силы, рассеялась, как дым, что-то тяжелое, как камень, навалилось вдруг, сломало волю, выдавило из тела последние силы, оставив только чувства одиночества, растерянности, и тщетности своих усилий. Среди скал перевала свистел ветер, и Хью стиснул зубы, не желая больше смотреть на открывшийся пейзаж.

Выплакавшись, он долго лежал неподвижно. Теперь ясно, что все его усилия ничего не стоили. Никогда ему не преодолеть того пространства, что раскинулось впереди. Зачем ползти дальше? Это место не лучше и не хуже любого другого. Пусть все случится здесь, решил Хью.

Но некоторое время спустя он поднял голову, повернулся и посмотрел назад, чтобы окинуть взглядом пройденный путь, оценить, как далеко сумел уползти. Гряда холмов, к которой он так долго и мучительно стремился, — где она теперь? Отыскав ее наконец глазами, Хью нахмурился и поднял руку. Какой же крошечной она стала, ее вполне можно закрыть ногтем мизинца.