Миры Роджера Желязны. Том 19 - [49]

Мне мешала вода, которую я удерживал, и я принялся оглядываться по сторонам, надеясь найти подходящее место, куда ее можно было бы вылить. Металлическая корзина для мусора прекрасно бы для этого подошла, только такой нигде не было видно.

«Деньги? Секс?» — предположил Рудо.

«Нет, денег у меня достаточно, и с половой жизнью проблем нет», — ответил я, раздумывая, не выбросить ли мне воду за окно. Только оно находилось еще дальше, чем то, что в приемной. Я поерзал на стуле.

«Мистер Кренсон, вас что-то беспокоит — я имею в виду какие-нибудь неприятные ощущения — в данный момент?» — спросил доктор Рудо.

«Угу, — признался я. — Вода мешает».

«У нас есть туалет, — сказал он и начал подниматься со стула. — Я вам покажу…»

«Нет, не в том смысле. Ну, эта вода в некотором роде находится у меня… в голове, так, наверное, можно сказать».

Доктор Рудо замер на месте.

«Боюсь, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, — заявил он. — Вода — у вас в голове?»

«Да и нет одновременно, — улыбнувшись, попытался объяснить я ему. — Я выразился… ну, фигурально. Понимаете, вода с моего плаща… я удерживаю ее при помощи своего сознания, а это несколько угнетает… нет, давит. Мне нужно ее куда-нибудь поместить. Может быть, действительно стоит сходить в туалет и оставить ее там. Будьте любезны, покажите мне…»

«Мистер Кренсон, вам известно, что такое защитный механизм?» — поинтересовался он.

«Конечно, я читал кое-какие книги. Это то, что человек делает, говорит или думает, чтобы не делать, не говорить или не думать о том, что его на самом деле беспокоит, потому что он по какой-то причине этого боится. Нет, речь идет о настоящей воде, я несу ее в себе и могу отправить в любое место в пределах десяти футов от места, где в данный момент нахожусь, — так мне кажется».

«В таком случае почему бы вам не вылить ее в аквариум? — спросил он и улыбнулся. — А потом продолжим наш разговор».

«Отличная мысль, — сказал я. — Только там и так много воды».

Так вот, я перенес воду в аквариум. И все, естественно, перелилось. Глаза доктора Рудо раскрылись от изумления, когда он наблюдал за тем, как вода стекает на пол Потом он как-то странно на меня посмотрел и включил интерком.

«Миссис Вейлер, вы не зайдете ко мне на минутку? — попросил он. — И принесите с собой ведро и тряпку. У нас тут вышла небольшая неприятность. Благодарю вас».

Потом он опустился в свое кресло и несколько минут молча меня разглядывал.

«Как вам удалось это сделать?» — поинтересовался он.

«История довольно длинная и запутанная, — ответил я. — Впрочем, я рассчитываю, что вы поможете мне с этим разобраться».

«У нас полно времени», — успокоил меня Рудо.

«Все началось в сентябре 46-го, — начал я, — когда погиб Джетбой…»

Несколько минут спустя вошла миссис Вейлер и собралась вытереть лужу. Я опередил ее и перенес воду с пола в ведро. Секретарша доктора Рудо сделала шаг назад и удивленно на меня посмотрела.

«Унесите ведро, — приказал ей доктор, — а потом отмените все назначенные на сегодня встречи».

«Давайте, мистер Кренсон, рассказывайте, пожалуйста», — попросил он меня, когда миссис Вейлер ушла.

Ну, я и поведал ему про то, что со мной происходит, и про то, чем мой случай отличается от всех остальных — как я больше всего на свете боюсь спать и что делаю, чтобы оттянуть момент погружения в сон. Он задал мне множество вопросов; именно тогда я и услышал в первый раз термин dauerschlaf.

Казалось, доктора Рудо поразил мой случай, ведь его можно было соотнести с экспериментальной терапией, практикуемой в Европе и интересовавшей его в тот момент. Кроме того, выяснилось, что он о моей болезни слышал; и по тому, как он цитировал выдержки из медицинских журналов, можно было сделать вывод, что Рудо прочитал все, что печаталось про вирус «Шальная карта».

Мы проговорили весь день. Я рассказал ему о своей семье и старике Бентли и о том, как я применяю свои разносторонние таланты. О превращениях, друзьях, ситуациях, в которые я иногда попадаю… Неожиданно я понял, что этот человек мне нравится. До сих пор я еще ни с кем так свободно не разговаривал. Казалось, его околдовал мой рассказ о тузах и джокерах и о разнообразных проявлениях шального вируса, с которыми я встречался.

Я говорил, а он только качал головой, когда я описывал ему самые неприятные случаи воздействия вируса на людей. Он даже устроил длинную философскую дискуссию на тему о том, что этот вирус может сделать с человечеством. Я объяснил ему, что обычные люди не часто заводят романы с джокерами, словно его беспокоили проблемы генетики, но он все качал головой и повторял, что дело вовсе не в этом, что сам факт существования таких отклонений от нормы является чем-то вроде раковой опухоли на теле человечества, что эту проблему нужно рассматривать не с точки зрения биологии: исследователей должен интересовать социологический аспект данного явления. Я согласился, посчитав его доводы разумными, однако заметил: по моему мнению, это вопрос из серии «А дальше-то что?» Ситуация уже возникла, и теперь с ней нужно как-то справляться.

Больше всего Рудо заинтересовал мой рассказ о том, как я надолго погружаюсь в сон — мой собственный dauerschlaf — и как в процессе какая-то сила будто разбирает меня на составные части, а потом создает нечто новое, не похожее на предыдущий вариант. Он задавал мне множество вопросов: что я чувствую, когда засыпаю и когда пробуждаюсь, помню ли, что происходит, пока сплю, снятся ли мне сны… А потом поведал мне про dauerschlaf как метод лечения и о том, что, работая в Европе, имел дело с пациентами, не пострадавшими от вируса «Шальная карта», и что погружал их в долгий сон при помощи специальных медикаментозных средств или гипноза с целью привести в действие способность человеческого организма и мозга восстанавливаться во время сна. Было очевидно, что ему удалось добиться в этой области определенных результатов и потому мой случай так его заинтриговал. Аналогия была столь очевидной, что одно это — как он сказал — заставляет его заняться моей проблемой, даже если в результате ему удастся всего лишь привести в порядок мои ощущения.