Миры Роджера Желязны. Том 14 - [123]

Чудеснейшая дремота наконец пришла ко мне. Мои глаза закрыты. Я плыву на плоту… Я…

Звук! Надо мной! По направлению к морю! Что-то движется в моем направлении. Медленно, потом быстро. Адреналин огнем проносится по моим жилам. Я тихо и осторожно протягиваю руку и хватаю мой посох.

Ожидание. Почему сейчас, когда я ослабела? Опасность всегда ближе в худшие моменты?

Что-то тяжело падает на землю позади меня, и я перевожу дыхание.

Это кошка, чуть побольше той, которую я видела раньше. Она приближается с мурлыканьем. Я протягиваю руку и хватаю ее. Она трется о руку. Через некоторое время я запихиваю ее в мешок.

Она ластится ко мне, мурлычет. Хорошо иметь кого-то, кто доверяет тебе и хочет быть рядом с тобой. Я называю кошку Р'лие. Только на одну ночь.

10. Вид горы Фудзи от Эджири

Обратный путь я проделываю на автобусе. Я слишком устала, чтобы идти пешком. Я приняла лекарство, что, вероятно, мне и следовало делать все это время. Может быть, пройдет еще несколько дней, пока оно принесет мне некоторое облегчение, и это меня пугает. Я не могу позволить себе быть в таком состоянии. Я не уверена, что мне следует двигаться дальше.

Картина обманчива, так как ее сила отчасти обусловлена изображением действия сильного ветра. Небеса серые, подножие Фудзи теряется в тумане, люди на дороге и два дерева рядом с ней страдают от порывов ветра. Деревья изогнулись, люди вцепились в свои одежды, шляпа летит высоко в воздухе, и бедный писарь или сам автор пытается поймать подхваченный ветром манускрипт (напоминает мне старую карикатуру — Издатель говорит Автору: «Забавная вещь случилась с вашей рукописью на параде в день Святого Патрика»). Сцена, которая предстает передо мной, не столь метеорологически бурная. Небо действительно затянуто облаками, но ветра нет; Фудзи темнее, прорисована более ясно, чем на картине; в окрестностях нет крестьян. Кругом гораздо больше деревьев.

Фактически я стою рядом с небольшой рощей. Вдалеке видны строения, которых нет на картине.

Я тяжело опираюсь на мой посох. Немного жизни, немного смерти. Я достигла моей десятой остановки и до сих пор не знаю, дает ли Фудзи мне силы или отнимает их. Наверное, и то и другое.

Я направляюсь в сторону леса, и, пока я иду, на мое лицо падают капли дождя. Нигде нет признаков присутствия человека. Я иду дальше от дороги и наконец натыкаюсь на маленькое открытое пространство, на котором несколько скал и булыжники. Здесь я сделаю привал. Мне больше ничего не нужно для того, чтобы провести остаток дня.

Вскоре у меня горит маленький Костер, мой миниатюрный чайник стоит на камне в костре. Дальний раскат грома добавляет разнообразия к моим неудобствам, но дождя пока нет. Однако земля сырая. Я расстилаю пончо и сижу на нем в ожидании. Я точу нож и откладываю его. Ем бисквит и изучаю карту. Я полагаю, что должна бы чувствовать некоторое удовлетворение, ведь все идет так, как я предполагала. Я хотела бы, но не чувствую.

Неизвестное насекомое, которое жужжало где-то позади меня, внезапно умолкает. Секундой позже я слышу хруст ветки у себя за спиной. Моя рука сжимает посох.

— Не надо, — говорит кто-то сзади.

Я поворачиваю голову. Он стоит в восьми или десяти футах от меня, мужчина в черном, правая рука в кармане пиджака. Кажется, что у него в кармане есть еще что-то, кроме этой руки.

Я убираю руку с посоха, и он приближается. Носком ботинка он отбрасывает мой посох подальше. Затем вынимает руку из кармана, оставляя там то, что держал. Он медленно движется вокруг костра, поглядывая на меня, усаживается на камень и опускает руки между коленями. Потом спрашивает:

— Мари?

Я не отзываюсь на свое имя, но смотрю на него. Свет меча Кокузо из сна вспыхивает в моем сознании, и я слышу, как Бог называет его имя, только не совсем правильно.

— Котузов!

Мужчина в черном улыбается, показывая, что вместо зубов, которые я выбила очень давно, сейчас стоит аккуратный протез.

— Вначале я был совсем не уверен, что это вы.

Пластическая операция убрала по крайней мере десяток лет с его лица вместе со многими морщинами и шрамами. Изменились также глаза и щеки. Даже нос стал меньше. Он стал выглядеть гораздо лучше с тех пор, как мы с ним виделись.

— Вода кипит, — говорит он. — Не предложите ли мне чашку чая?

— Конечно, — отвечаю я и тянусь за рюкзаком, где у меня есть запасная чашка.

— Спокойно.

— Конечно.

Я отыскиваю чашку, готовлю чай и разливаю его.

— Нет, не передавайте мне чашку, — говорит он и берет ее с того места, где я ее наполнила.

Я подавляю желание улыбнуться.

— Нет ли у вас куска сахара?

— Увы, нет.

Он вздыхает и лезет в другой карман, откуда вытаскивает маленькую фляжку.

— Водка? В чай?

— Не будьте глупой. Мои вкусы изменились. Это турецкий ликер, удивительно сладкий. Не хотите ли немного?

— Дайте мне понюхать его.

Запах сладости определенно присутствует.

— Прекрасно, — говорю я, и он добавляет ликер в чай. Мы пробуем. Неплохо.

— Как давно все это было? — спрашивает он.

— Четырнадцать лет тому назад — почти пятнадцать. В конце восьмидесятых.

— Да.

Он трет подбородок.

— Я слышал, что вы уже отошли от дел.

— Вы слышали правду. Это было примерно через год после нашего последнего столкновения.