— Мы не знаем их языка, — сухо напомнил ему Торнтон.
— Язык? Ха-ха! Да эти обезьяны попросту не хотят, чтобы мы его знали. Не может быть, чтобы он оказался таким сложным. Они просто дурят этого слабака Эвери, а он слушает их вранье, развесив уши. Ручаюсь, они Заговорят как следует, когда с ними побеседую я.
Торнтон попытался было возразить, но фон Остен ткнул ему в грудь кулаком.
— А куда они нас ведут? — продолжал он возбужденно. — Я изучал карту и ручаюсь: сюда мы могли бы прийти вдвое быстрее, если бы с самого начала пошли на юг и дальше двигались вдоль берега реки. Думаю, что и все эти разговоры насчет какой-то опасной местности — полная чушь.
Торнтон пожал плечами:
— Разве я возражаю? Откровенно говоря, я думаю так же. Но почему вы обратились именно ко мне?
— Вам единственному я могу доверять. Эвери — глуп, Лоренцен — слабак, а этот чертов турок откажется помогать только потому, что это не его, а моя идея. Только мы вдвоем можем что-то предпринять.
— Хм… — Торнтон с сомнением потер небритый подбородок. — Возможно, я и могу помочь вам, но что-то не очень хочется. Конечно, если «Хадсон» не вернется, то третьей экспедиции скорее всего не будет. Но для этого мало убить нас — надо как-то справиться и с людьми в лагере. А как они доберутся до корабля? И как они уничтожили «Да Гама» таким образом, что от него не осталось даже следа? Все это выглядит совершенно невероятно.
Фон Остен нахмурился:
— Не исключено, что у туземцев есть мощное оружие, о котором они предпочитают пока помалкивать.
— Мощное оружие? Почему же они вооружены гладкоствольными ружьями типа допотопных мушкетов? Не будьте дураком.
Обожженное солнцем лицо немца побагровело. Однако он сдержался и негромко сказал:
— Поосторожнее с выражениями, приятель. Я хотел бы действовать с вами заодно, так что ссориться нам ни к чему. А что касается мушкетов… Кто знает, быть может, это только часть хитрой игры? Этим обезьянам выгодно, чтобы мы чувствовали себя в полной безопасности и потеряли бдительность.
Торнтон присвистнул.
— Далеко же вы зашли, фон Остен… Идемте, нам надо охотиться.
— А что же с моим предложением?
— Мне надо подумать.
Они продолжали подъем по крутому склону. Время от времени охотники останавливались и оглядывали в бинокль заснеженные скалы. Увы, никаких признаков жизни не было заметно. Торнтон ощущал сильный голод, но еще больше его тревожили подозрения, высказанные фон Остеном.
Если рорване не так примитивны, как казалось до сих пор, то последствия могут быть весьма печальными. Туземцам известен порох — почему бы им не иметь и телескопы? Когда «Хадсон» приближался к Троасу, он не раз пересекал видимые с планеты диски луны и обоих солнц, так что его легко было заметить. При определенной технологии туземцы могут жить под землей, синтезируя пищу. Подобное у них могло случиться, скажем, после давней атомной войны… А почему бы и нет? Эта идея многое объясняла. Война могла уничтожить других млекопитающих, но одновременно оставить в наследство немногим выжившим аборигенам шахты с атомными ракетами. С их помощью нетрудно было уничтожить «Да Гама». Почему же тогда они не расстреляли и «Хадсон»? Может быть, потому, чтобы Узнать у пришельцев побольше о Земле, понять, насколько человечество опасно для жителей Троаса. В этом случае им выгодно было прикинуться полудикими туземцами…
Торнтон покачал головой. Даже эта гипотеза не объясняла многого, оставляла немало вопросов. И все же не исключено, что фон Остен прав. Что же делать? Немец предлагал уничтожить всех туземцев, оставить лишь одного и подвергнуть его допросу. Можно не сомневаться, опыт в таких вещах у бывшего солдата Патруля был. А что дальше? Они, конечно, быстро вернутся в лагерь на челноках, переберутся на борт корабля — и что с этого? Троас останется загадкой, и им придется взять на себя ответственность за неизбежные последствия. А они будут очевидными: парламент Солнечной системы не захочет рисковать, пошлет на Троас космический Патруль, и тот уничтожит на планете все живое.
Но сначала членам экипажа надо разобраться между собой. Понятно, что Эвери выступит против любых насильственных действий. Лоренцен будет колебаться, но скорее всего поддержит его. Капитан Гамильтон наверняка будет настроен решительно и в наказание может оставить этих двоих на планете — для него дисциплина и долг выше всего.
«А я — что буду делать я? — лихорадочно размышлял Торнтон. — Мне придется пойти до конца и взять на свою душу грех не только за уничтожение жителей Троаса, но и за гибель товарищей, выступивших против. Бог не простит мне такого. Но если я скажу хоть слово возражения… По возвращении в Систему меня будут ожидать суд, тюрьма, насильственное изменение психики… Что тогда произойдет с моей семьей там, на Марсе?
Правда, рорване не люди. Наши священники сомневаются, что у инопланетян есть душа. В любом случае они язычники…»
Торнтон понимал, какую мучительную борьбу с самим собой ему придется выдержать, прежде чем он примет окончательное решение. Увы, на обеих чашах весов лежало множество жизней.
— Смотри! — крикнул фон Остен.
Торнтон поднял бинокль и увидел, что впереди, на краю обрыва, стоит рогатое животное, похожее на оленя. Казалось, оно собиралось вот-вот прыгнуть.
