— Нет.
Он знал, почему ее раса, почти полностью, не приемлет контрацепцию. Дети — сильный родительский инстинкт обоих супругов — вот что держит их вместе. Если тебя обнимают хрупкие крылышки и маленькая головка прижимается к твоей груди, ты забываешь о неизбежных трениях и муках супружеской жизни так же, словно ты — счастливый в браке человек.
— Мы могли бы отложить нашу свадьбу до тех пор, пока я не выучусь, а его дело не станет на крыло. — Аринниан вспомнил, что Водан совместно с другими юношами из Ворот Бури, Горячих Вод и Каровых Озер завел лесотехническую фирму. — Но если будет война — каах, ведь он в резерве флота.
Она безотчетно положила руку ему на плечо. Он оперся на локоть, чтобы просунуть свободную руку ей под крылья и обнять ее напрягшееся тельце. А потом стал шептать ей, своей названой сестре с детских лет, все утешительные слова, какие только приходили на ум.
Утром им стало веселее. Не в ифрийской натуре было задумываться и кудахтать, тем более что они были живородящими, и люди-птицы тоже старались отвыкнуть от этой привычки. Сегодня весь клан Литрана, кроме нескольких домочадцев, остающихся смотреть за усадьбой, летит на гору, где собирается окружной круат. По дороге к ним присоединятся другие семьи Ворот Бури, а на месте они встретятся с другими чотами в полном сборе. Как ни мрачен повод для нынешнего собрания, на нем не обойдется без всегдашнего оживления, веселья, деловых разговоров и развлечений.
И рассвет сулил ясный день, и дул попутный ветер.
При звуке трубы Литран спикировал с верхушки своей башни. Все вокруг расправляли крылья, обнажая жаберные щели, в которых алела насыщаемая кислородом ткань. Крылья хлопали — ифриане отрывались от земли, взмывали вверх с воздушным потоком и строились в ряды. И вот весь отряд полетел на восток, за скалы.
Аринниан держался рядом с Эйат. Она улыбнулась ему и запела. У нее был красивый голос, почти сопрано, превращавший горловую речь планха в сладостное журчание. Походная песня, которая звучала сейчас, предназначалась для Аринниана — он в свое время перевел ее на англик, хотя и чувствовал, что не сумел передать всю экспрессию и яркость слов:
Солнце раннее восходит,
Звезды затмевает
И охотника в полете
Ярко озаряет.
И уже проснулся ветер
В чистом синем небе,
Лишь внизу все спят долины
В покое и неге.
Но краток сон:
Вот красный луч
Туман пронзил,
И бык, могуч,
В траве застыл.
И когти вон!
Вниз в косом потоке ветра,
В свисте, в гуле, в вое!
С неба ясного — разящей
Громовой стрелою!
Вниз, сложив крыла тугие,
Камнем на добычу!
Вторит острый блеск оружья
Радостному кличу.
Клинок уж тут!
Злосчастный бык,
Не зря дрожишь,
Ты от судьбы
Не убежишь —
И когти рвут!
Солнце близится к полудню,
Жаром полыхает.
Он в тени сидит лениво —
Сытый, отдыхает.
Только чу! чело целует
Ветер неуемный,
И звенят дождя потоки
Над горою темной.
Затмилась синь.
И шум древес
Над головой.
Стенает лес.
Пора домой.
И когти вскинь.
Ввысь сквозь ветви и потоки!
Грозно гром грохочет,
Хлещут молнии и вихри,
Ливень крылья мочит.
Не сдается он, дорогу
В тучах пробивая —
И взмывает, а за ними —
Синева святая.
Как свет горяч!
Ласкает он
Глаза, крыла
И небосклон.
Лазурь тепла.
И когти спрячь.
Авалон совершает оборот за 11 часов 22 минуты и 12 секунд, а ось его наклонена к плоскости орбиты на 21 градус по сравнению с нормой. Поэтому в Грее, который стоит примерно на 43-м градусе северной широты, ночи всегда коротки, а летом и вовсе длятся какой-то миг. Дэниел Холм спрашивал себя, не оттого ли он так устает.
Вряд ли. Ведь он здесь родился. И его предки, прибывшие вместе с Фолкейном, жили здесь на протяжении нескольких веков. И если отдельные люди способны менять свой суточный ритм — он сам не раз проделывал это в космосе, — то и вся раса, безусловно, способна. Медики говорят, что куда опаснее жить при силе тяжести, составляющей всего восемьдесят процентов от земной: это требует перестройки всего жидкостного баланса и кинестезии. Впрочем, испытания людей несравнимы с теми, которым подверглись колонисты другого вида. Ифрианам пришлось заново приспосабливать свой цикл воспроизводства к иному дню, году, весу, климату, режиму питания — к иному миру. Неудивительно, что в первые несколько поколений их прирост был невелик. Однако они выжили — и теперь процветают.
Поэтому нелепо полагать, что человек может устать от чего-нибудь, кроме избытка работы — ну и возраст сказывается, несмотря на антисенильные препараты. Впрочем, так ли уж нелепо? Может быть, когда ты стареешь, приближаясь к своим усопшим и ко всем, что ушли раньше их, — ты приближаешься к своему началу, к родине человека, которую ты никогда не видел, но все же помнишь?
«Хватит, перестань! Кто сказал, что восемьдесят четыре — это старость?» Холм достал из кармана сигару и обрезал кончик, а потом сделал излишне сильную затяжку, раскуривая ее.
Он был невысокого роста и крепкого сложения, носил оливковый мундир и мешковатые брюки — форма людей, служащих в ифрийских вооруженных силах. На примесь монголоидной расы в его крови указывали круглая голова, широкое лицо, высокие скулы, полные губы и короткий нос; кавказской расе он был обязан серыми глазами, кожей, которая была бы светлой, если бы он не отдавал все свободное время охоте и садоводству, а также волосами, которые, хоть и седели на голове, на груди оставались густыми и черными. Бороду он сводил, как большинство мужчин на планете.
