Миры Империума - [6]

Я снова взглянул на часы.

– Четыре минуты уже прошло, – сказал я. – То, что вы только что рассказали мне, может быть простой болтовней, а поэтому давайте доказательства.

Винтер облизал пересохшие губы.

– Дойль, – обратился он к своему напарнику. – Достаньте разведснимки этого района. Мы сделали их во время пути, – обратился он уже ко мне.

Дойль открыл отделение под панелью и вынул большой красный конверт. Он передал его мне, а я – Винтеру.

– Откройте конверт, – сказал я. – Посмотрим, что там у вас.

Винтер высыпал на стол кучу глянцевых фотографий. Взяв одну из них, он передал ее мне.

– Все эти фото были сделаны из тех же пространственно-временных координат, что и те, которые занимал разведчик. Единственное, что отличается, – это координаты Сети.

На фотографии были изображены многочисленные скальные обломки, висящие на фоне туманной мглы, с несколькими яркими точками, пробивающимися через это облако пыли. Я не понимал, что это должно было означать.

Винтер передал мне еще одну фотографию. Здесь было то же самое, что и на первой. Аналогичное изображение красовалось и на третьем фото, с той только добавочной деталью, что один осколок скалы имел гладкую поверхность с узкими линиями на ней.

Винтер постарался развеять мое недоумение.

– Масштаб здесь не такой, как кажется. Этот страшный ломоть – не что иное, как часть земной коры на расстоянии тридцати километров. Линии, их там, кажется, две, это – дороги.

Я смотрел, не веря своим глазам. Мое сознание всколыхнулось от мысли, что, возможно, Винтер говорит сущую правду.

Капитан протянул мне еще один снимок. На нем было снято темное пространство, покрытое буграми, видимое только благодаря сумрачному мерцанию света, отраженного неровностями поверхности.

Следующий снимок был наполовину затемнен какой-то массой, попавшей слишком близко в объектив, и поэтому нерезкий. Сзади лежало огромное распростертое тело, бесформенное, необъятное, наполовину погребенное в зарослях стелющихся растений. Я с ужасом смотрел на крохотную головку, напоминающую коровью, которая бесполезно свисала с этого горообразного создания. На некотором удалении от головы из туши выступал, напоминающий ногу, придаток со свисающим копытом.

– Да, – сказал Винтер. – Это корова. Вернее, корова-мутант, у которой больше нет никаких ограничений в росте. Сейчас это обширная культура клеток, абсорбирующая питание прямо из зарослей. У всех этих мутантов растет гора плоти. Рудиментарная головка и вырастающие иногда конечности для этой туши совершенно бесполезны.

Я вернул снимки. Мне было не по себе.

– Достаточно, – выдавил я. – Ваша взяла. Давайте выпутываться из этого.

Засовывая пистолет в карман, я подумал о пулевом отверстии в панели управления и вздрогнул.

* * *

Вернувшись в кабинет, я присел у стола, меня просто не держали ноги. Винтер похлопал меня по плечу.

– Да, приятель… Не очень-то приятно узнать это все так сразу…

Он что-то еще говорил, а я попытался собрать фрагментарные сведения в одну связную картину. Необъятная паутина линий, каждая из которых представляет собой вполне законченную вселенную, и каждая чуть-чуть отличная от другой. Где-то вдоль одной из линий, в каком-то из миров, было изобретено устройство, позволяющее пересекать эти линии. Что ж, может быть, так оно и есть. При таком количестве параллельных миров может случиться что угодно.

– А как же насчет других А-линий? – спросил я, поразмыслив. – Если миров так много, ведь должно же быть такое место, где это самое открытие было тоже сделано и где имеется только одно, маловажное отличие. Я имею в виду отличие от вашего мира. Почему вся вселенная не кишит такими устройствами, постоянно сталкивающимися друг с другом?

– Наши ученые серьезно занимаются этим вопросом, дружище, и пока они не могут дать определенного ответа. Тем не менее, кое-что установлено. Во-первых, конструкция генератора Максони-Копини фантастически сложна в исполнении, это я уже объяснял. Малейший промах в первоначальных экспериментах – и мы бы закончили свой путь так же, как те миры, фотографии которых вы уже лицезрели. По-видимому, вероятность изобретения этого привода ничтожно мала – но, тем не менее, мы его сделали, а теперь мы умеем и управлять им.

Что же касается очень близких линий, то теория как будто показывает, что не существует физического давления между линиями. Те из них, которые микроскопически близки друг к другу, по существу, сливаются и смешиваются между собой. Это трудно объяснить непосвященному человеку. Один мир фактически переходит в другой совершенно случайно. По существу, природа бесконечности такова, что, кажется, должно существовать бесконечное число близких линий, по которым мы беспрестанно перемещаемся. Обычно здесь нет видимых отличий. Мы не замечаем их примерно так же, как не замечаем того, что движемся из одной временной точки в процессе нормального возрастания энтропии.

Увидев, что я озадаченно нахмурился, Винтер добавил:

– Линии движутся обоими способами, вы должны это знать, в бесконечном количестве направлений. Если бы мы могли переместиться точно назад вдоль какой-либо А-линии, мы могли бы путешествовать в прошлое. Но этого не получается, так как два тела не могут занимать одно и то же пространство, и все такое… Принцип Максони позволяет перемещаться таким путем, который, по мнению наших ученых, расположен под прямым углом к нормальному течению событий. С его помощью мы могли действовать на всех 360 градусах, но всегда на том же самом уровне энтропии, с которого начали. Таким образом, мы прибудем в Стокгольм 00 в тот же самый момент, когда отправились из мира В-1-три. – Он рассмеялся. – Эта деталь стала причиной непонимания и взаимных обвинений при производстве первых испытаний.