Миры Филипа Фармера. Том 22. Пир потаенный. Повелитель деревьев - [11]

Наверняка он думал, что я давно уже мертв и что теперь мой дух явился и требует у него ответа за предательство.

В свое время я помог Забу устроиться сначала в лицей, а затем послал учиться в университет. Он добровольно отрекся от всякой веры в загробную жизнь и в каких-то фантомов и был теперь, что называется, образованным человеком.

И все-таки он верил. Нет, подсознание в итоге почти всегда оказывается сильнее, оно как мина, которая взрывается в самый неожиданный момент.

Забу рассказал мне, что кенийская армия окружила деревню при помощи нескольких молодых бандили. В последний момент старики соседней деревни пронюхали про то, что что-то готовится против меня. Им приказали держать язык за зубами, пригрозив смертью. И все же трое из них пытались предупредить меня. Среди них был и Паболи, «воин-бросающий копье», родной дед Забу. Они убили всех троих.

Странное дело, но, говоря о смерти своего деда, Забу вдруг разрыдался. Угрызения?

Чтобы незаметнее приблизиться к деревне, военные разделились на три отряда, подошедших к селению с трех сторон. Они оставили свободным лишь путь на запад, так как знали, что я отправился на охоту в этом направлении. Как только я вернулся, они спокойно замкнули кольцо.

За ночь, с тысячами предосторожностей, солдаты почти на руках доставили в деревню пушку и шесть пулеметов 50-го калибра. Они оставили грузовики вдали от деревни, в саванне, чтобы избежать всякого шума. Ребята из племени предупредили офицеров, что слухи, касающиеся моих необычайных слуховых и обонятельных способностей, вовсе не преувеличение.

Забу говорил не останавливаясь, будто надеялся возвести стену из слов, достаточно толстую, чтобы преградить ею путь моему кинжалу. Он пытался оправдать свое предательство, говоря о патриотизме и африканизме.

Люди почему-то всегда испытывают необходимость оправдать свои действия какой-нибудь идеологией. По всей видимости, Забу был убежден, что он прав. Но его мысли никогда не шли дальше двух маленьких коробочек, на которых было написано «черный» и «белый», точно так же, как и у подобных ему белых, которых он так ненавидел. Не считая меня, конечно.

И вот тут-то это случилось! Я в первую очередь сам был поражен тем, что произошло. У меня не было никакой преднамеренной мысли. Никогда в жизни я не подумал бы раньше, что способен на нечто подобное.

Сейчас, оглядываясь в прошлое, я, однако, хорошо понимаю, что это предательство, такое неожиданное для меня со стороны тех, кто в течение шестидесяти лет был моим народом, должно было наложиться на шок, вызванный взрывами, чтобы высвободить что-то новое во мне.

Или, вернее, чтобы разбудить это что-то, так как это должно было уже быть во мне, но где-то далеко, в самой глубине подсознания.

Я ударил его рукоятью ножа. И пока он лежал, инертный и неподвижный, я отрезал ему язык у самого корня, чтобы он не смог кричать. Вспыхнувшая в нем боль привела его в чувство. Он попытался сесть, и его рот широко открылся в немом крике. Кровь сильной струей вытекала изо рта и капала с подбородка.

Я поцеловал его в рот прежде всего, чтобы напиться крови; мне она была необходима, потому что я умирал от жажды. И еще для того, чтобы помешать ему издать хоть один звук. Какое-то неудержимое желание овладело мною и заставляло делать то, что я делал.

Кровь была соленой и ужасно невкусной, будто в ней была растворена сама эссенция морского осадка, образовавшегося из разложившейся плоти миллиона ядовитых рыб. Она еще отдавала и затхлым привкусом табака, а я просто не переношу его. Короче, кровь Забу ничем не отличалась от крови большинства людей, у которых мне приходилось пить кровь.

Но она придала мне сил, и я почувствовал, как во мне нарастает ощущение, похожее на то, что я обычно испытываю во время сражения или когда убиваю дичь. Но в этот раз чем сильнее оно становилось, тем все явственней определялась его сексуальная направленность.

Быстро, стараясь опередить оргазм, я одним движением ножа рассек живот Забу надвое, не задев при этом кишечника.

Я еще не забыл курса анатомии. И в то мгновение когда лезвие проникло в плоть, струя спермы вырвалась из моего члена, обильно оросив семенем его живот и нож в моей руке.

На какой-то момент я полностью потерял над собой контроль. Мышцы моей руки непроизвольно сократились, и кинжал по самую рукоять погрузился в живот Забу.

Прежде чем умереть, его тело дернулось в нескольких коротких судорогах, в промежутках между которыми оно дрожало подобно дереву под напором урагана.

Я присел рядом с ним. Сбитое дыхание с трудом успокаивалось. И тут я спросил себя, какая муха меня укусила? Ведь в его распоротом животе я хотел сделать то, что он сделал с моей собакой.

Глава 4

В конце концов я отказался от попыток объяснить себе мой странный порыв. Я отношу себя к заядлым охотникам, но никогда не стану охотиться вслепую, а подожду, пока у меня не будет верного следа или запаха, по которому можно было бы идти.

Я снова принялся выжидать, прячась за той же кучей строительного хлама. Шум на площадке становился все сильнее, все участники праздника уже ходили, спотыкаясь и наталкиваясь друг на друга. Когда луна миновала свою первую четверть, между бандили и ажикуйюс вспыхнула неизбежная стычка. Те редкие офицеры, что не были еще смертельно пьяны, вмешались в скандал и развели драчунов в разные стороны. Но несколько солдат, шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, уже направились в соседнюю деревню, расположенную метрах, в двухстах отсюда. Они, конечно, жаждали женщин. Но вояки забыли про мужчин, оставшихся в деревне, настоящих воинов бандили, неустрашимых и отважных, как старые римские легионеры. Молодым сосункам удалось изолировать их на время нападения на меня, потому что их отцы и старшие братья тоже не ожидали предательства, с их стороны. Но теперь воины были свободны, и они стали драться. С другой стороны, юноши бандили не могли оставаться простыми свидетелями того, как насилуют их сестер и матерей и убивают старших мужчин. Не выдержав, они, в свою очередь, напали на солдат. И вскоре началась всеобщая свалка, в которой обе стороны беспощадно расправлялись друг с другом, убивая налево и направо. Здесь не было невиновных, как и во всех войнах. Полыхнул огонь, и в нескольких концах деревни одновременно запылали хижины.