Миры Филипа Фармера. Том 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку - [27]

Кэрмоди стиснул зубы.

«Если они мне не помогут, придется пожертвовать пальцем, — подумал он. — А я не вижу причин ожидать от них помощи. Остается одно: вытащить из кармана нож…»

Один из мужчин, будто читая мысли Кэрмоди, насмешливо сказал:

— А ты отрежь его, землянин. Отрежь, если не боишься изувечить свою драгоценную плоть.

И тут Кэрмоди узнал в этом парне Тэнда.

Он не успел ответить, поскольку все шестеро начали выкрикивать презрительные насмешки, издеваясь над его бедственным положением. Они спрашивали, сколько он надеется получить за этот забавный спектакль. Они свистели и хохотали, хлопая друг друга по спинам и ляжкам в типичной манере кэринян.

— И это ничтожество думает, что ему под силу убить великого бога! — прокричал Тэнд. — Он напоминает мне мальчишку, рука которого застряла в горшке с вареньем. Вы только посмотрите на этого выдающегося богоборца!

«Спокойнее, Кэрмоди, спокойнее. Им не удастся тебя разозлить».

Однако слова, даже самые прекрасные, всегда остаются только словами. Он устал, ужасно устал. Гордая свирепость покинула его вместе с силой. Ноги у него болели и едва держали тело. Ему казалось, что он стоит тут целую вечность.

Внезапно Кэрмоди охватила паника. Сколько же времени он торчит на этом пьедестале? Сколько времени уже прошло, и сколько его осталось до окончания Ночи?

— Тэнд, — сказал один из мужчин. — Неужели ты думаешь, что этот болван имеет силу?

— Вспомни, что он сделал, — ответил Тэнд и, повернувшись к Кэрмоди, закричал: — Ты убил старого Йесса, приятель! Он знал о том, что произойдет, и рассказал мне об этом перед наступлением Ночи. И вот теперь, собравшись вшестером, мы ищем седьмого, чтобы стать семью любовниками богини и породить нового Йесса.

— Значит, ты солгал мне! — рявкнул Кэрмодж. — Сказал, что отправляешься «спать», а сам и не думал этого делать!

— Если ты вспомнишь мои слова, то поймешь, что я не лгал тебе. Мои речи были правдивыми, хотя и уклончивыми. Ты просто неверно их понял.

— Друзья, — сказал один из спутников Тэнда. — Мы только зря теряем время и даем врагу преимущество, о котором потом горько пожалеем. Этот человек, несмотря на огромное могущество, обладают грязной душой. Я даже сомневаюсь, что он вообще ее имеет. Но если она у него и есть, то такая маленькая и ничтожная, такая трусливая и затерянная в глубинах темного зла, что даже не может признать свое существование и взять на себя ответственность за содеянное.

Его слова показались остальным настолько смешными, что все они вновь захохотали и начали отпускать язвительные замечания.

Кэрмоди задрожал от гнева. Презрительные насмешки долбили его, как шесть молотков: один за другим, потом все вместе, а затем опять по очереди. Их воздействие усиливалось в несколько раз, потому что он не только слышал слова, но и чувствовал силу, которую они несли в себе. Кэрмоди как бы выступал в роли приемника и усилителя. И это он, который считал себя выше любых насмешек и презрения. В какой-то жуткий миг Кэрмоди понял, что его высокомерие было лишь жалким барьерчиком, которым он пытался отгородиться от других людей. И сейчас этот барьер рухнул.

Устало и безнадежно он вновь принялся выдергивать палец изо рта статуи и вдруг увидел еще шестерых, которые шли по улице в его сторону. Они были безоружными и вели себя с той же самоуверенностью, что и мужчины из первой группы. Не обращая внимания на Тэнда и его спутников, они остановились перед пьедесталом.

— Это он? — спросил один из них.

— Думаю, да, — ответил другой.

— Его нужно освободить.

— Нет — если он хочет стать одним из нас, то пусть освободит себя сам.

— Но если он захочет примкнуть к нашим соперникам, они сделают все, чтобы освободить его.

— Эй, землянин! — крикнул третий. — Тебе оказана великая честь. Ты первый из чужеземцев, который удостоился такого почета.

— Идем! — закричал четвертый. — Идем с нами в храм! Ты познаешь счастье в объятиях богини и станешь одним из отцов Эльгуля — истинного повелителя этого мира.

Кэрмоди немного поуспокоился. Очевидно, он был нужен не только второй группе, но и первой. Правда, если первые и пытались привлечь его на свою сторону, то делали это весьма странно.

Но самым странным ему показалось то, что ни один человек в обеих группах не был отмечен каким-либо знаком добра или зла. Все они выглядели красивыми, стройными и уверенными в себе. Единственное отличие состояло в том, что люди, упоминавшие Йесса, чувствовали себя хозяевами положения. Они не боялись потерять достоинства и весело смеялись по любому поводу. На фоне их поклонники Эльгуля отличались мрачностью и угрюмой чопорностью.

«Я позарез нужен и тем и другим», — подумал Кэрмоди.

— А что вы дадите мне, если я пойду с вами? — спросил он громко, обращаясь сразу ко всем.

Первые шестеро переглянулись и пожали плечами.

— Мы не можем дать тебе ничего такого, чего ты не мог бы взять сам, — ответил Тэнд.

Представитель второй шестерки, высокий и слишком уж красивый юноша, гордо произнес:

— Когда мы войдем в храм, возляжем с Бунтой и станем отцами ее темного сына Эльгуля, ты познаешь истинное блаженство, которое нельзя описать словами. Затем, все те годы, пока ребенок будет взрослеть и становиться богом, ты сможешь оставаться одним из его регентов, и в этом мире тебе ни в чем не откажут…