Миры Филипа Фармера. Том 16. Дейра. Повести и рассказы - [24]

Как только Джек уверился в том, что ошибки быть не может, он взял спутницу под локоток и повел обратно. А чтобы не капризничала, напомнил о возможном беспокойстве родичей. Возбужденная музыкой и зрелищем танцующих обнаженных вайиров, Бесс весьма неохотно позволила себя увести. И всю дорогу, делясь впечатлениями, щебетала без умолку; Джек почти все пропустил мимо ушей — перед его внутренним взором проходили собственные впечатления: гибкая Р’ли в огневой пляске, лицо беженки Полли в мрачной тени кадмуса… Картины эти настолько захватили Джека, что он не вдруг сообразил — Бесс стоит, опустив очи долу, а губки призывно приоткрыты для поцелуя…

Долой, долой все проблемы и переживания последних дней! Страстно целуя податливую и неумелую спутницу, Джек пытался позабыть обо всем; хватит, в конце концов, с него забот о чужих подружках! Они из другой реальности; все, что нужно сейчас, — так это Бесс — вот она, женщина из привычного мира. Женитьба, дом, детишки и все такое прочее… Вот единственный выход!

Когда они снова присоединились к остальным гостям, Бесс была уже связана словом. Правда, оглашать свою помолвку они пока не собирались. Вот закончится весенняя страда, все переведут дух — тогда можно и пир закатить. Так что все пока останется в тайне, хотя Джеку непременно следует переговорить с отцом Бесс — пусть разрешит встречаться. Такого рода прелюдии в матримониальных делах — обычное дело. Ведь если свадьба почему-то расстроится, парню еще куда ни шло, а вот невесте… Злые языки окрестят ее «чуточку беременной», а то и похлеще… Попробуй потом отмыться и найти себе жениха rto соседству! А переезжать в город, где тебя не знают — хлопот не оберешься.

Такая тайна, собственно говоря, являлась лишь ее призраком. Джеку все это показалось смешным и глупым, но женщине лучше не перечить. Так будет вполне по-мужски.

Он видел, как сразу по возвращении в усадьбу Бесс на несколько мгновений приникла к уху своей вдовой тетушки. Обе сразу же стали бросать украдкой многозначительные взгляды, полагая, что Джек ничего не замечает.

Вечеринка затянулась чуть ли не до рассвета. Выспаться Джеку, естественно, не удалось; отсюда и в голове туман, и во рту опилки, и настроение гаже некуда. Пошатываясь, Джек кое-как оделся и направился в кухню.

За печью, на груде невыделанных шкур оборотней, дрых Ланк. Пьяный слуга даже не хрюкнул, когда Джек пнул его по ребрам. Поняв, что проще похлопотать самому, чем добудиться ленивца, юноша развел огонь. Залив кипятком три полные ложки листьев татам, он оставил чай настаиваться и отправился кормить собак. К возвращению с псарни бодрящий напиток поспеет в самый раз.

Но не тут-то было — вернувшись в кухню, Джек нашел свою кружку пустой. Озверев, он врезал слуге уже как следует. Но добился лишь невнятного мычания. Джек пнул соню еще несколько раз. Наконец Ланк сел с потным от жара печи лицом и захлопал глазами.

— Кто выпил мой чай?

— Не знаю… что-то такое мне снилось.

— Тебе снилось! Так пусть приснится теперь, что ты встал и приготовил мне новый. Отблагодарил за помощь, называется!

Вспомнив, что отец велел себя разбудить пораньше, Джек постучал в дверь спальни. Стучать пришлось и крепко, и долго — пока проснувшаяся наконец мать не выпихнула отца из супружеской постели.

После сервированного на троих легкого завтрака: отбивные, ливер, яйца, хлеб с маслом и медом, сыр, зелень, пиво и чай — хозяин послал Ланка запрягать, а сам вместе с сыном отправился с ежеутренним обходом фермы.

— Очень уж это унизительно и мне не по нутру, — начал Кейдж-старший, — принимать что-либо в дар от обитателей кадмуса. Но я почти не надеюсь отговорить Р’ли изменить решение — об упрямстве жеребяков анекдоты складывают. И пословицы. — Потирая переносицу и рассеянно на ходу насвистывая, Уолт вдруг застыл как вкопанный и ухватил сына за плечо. — Признавайся-ка, Джек, говори как на духу — отчего это сирена отказалась от своей доли!

— Не знаю, сэр.

Пальцы отца крепче впились в плечо:

— Ты уверен? И здесь не замешано ничего… личного?

— О чем вы, сэр?

— Ты не… — Старый Кейдж, казалось, подыскивал словцо поприличнее. — Ты не был с ней… близок?

— Что вы такое городите, отец! С сиреной?! Да мы не виделись вот уже целых три года! И вдвоем оставались совсем недолго.

Отец расслабил железную хватку.

— Верю тебе, сынок! — Он провел ладонью по воспаленным глазам. — О таком не след и спрашивать. И я не вправе обижаться, отвесь ты мне сейчас оплеуху. Как только язык повернулся такое ляпнуть! Но ты должен понять, сынок, — такое все же случается. И куда чаще, чем многие думают. Человек слаб. А уж я-то знаю, какими соблазнительными бывают сирены. Лет двадцать назад, еще до женитьбы… как бы это сказать, сынок… я сам испытал… искушение.

Спросить, превозмог ли его отец, у Джека недостало духу.

Немного погодя оба Кейджа остановились поглазеть на группу сатиров-подростков, едва только начавших обрастать гривкой. Стоя на четвереньках и время от времени прикладывая ухо к земле, они крошили пальцами комья, как бы пытаясь что-то выведать. Затем постукивали по земле пальцами на манер лекаря, пользующего больного, и снова приникали к ней ухом. С ними был и взрослый — рослый пожилой сатир с длинным, до лодыжек, хвостом, тяжело колыхавшимся при ходьбе.