Миры Филипа Фармера. Том 12. ЭКЗОРЦИЗМ. Образ Зверя. Апофеоз - [43]

Впрочем, все гости были тщательно и со вкусом одеты. И хотя в их речи улавливался легкий иностранный акцент, по-английски они говорили свободно, без грамматических ошибок, и сама беседа этого разношерстного общества изобиловала всевозможными философскими, литературными, историческими и даже музыкальными аллюзиями. Они упоминали события, географические названия и исторических деятелей, о которых Чайлд никогда не слышал, а ведь он считал себя начитанным человеком. Судя по их разговорам, они успели много попутешествовать и — кольнуло холодом у него под сердцем — пожить во времена, давно ушедшие.

Что, представление в его честь? В дополнение к прочим розыгрышам? Но с какой целью его дурачат?

От этих размышлений его оторвал барон, который снова — еще одно шокирующее обстоятельство — обратился к нему как к мистеру Чайлду. Вздрогнув, Геральд сообразил, что это уже не в первый раз. Тогда он, наверное, был слишком одурманен, чтобы понять, что это значит.

— Как вы узнали мое имя? Я не захватил с собой визитной карточки.

Барон улыбнулся:

— Вы ведь не думаете, что я вам отвечу на этот вопрос?

Чайлд пожал плечами и принялся за еду. На столе имелся большой выбор блюд, но Чайлд выбрал мясо по-нью-йоркски с запеченным картофелем. Миссис Грасачева, сидевшая рядом с ним, ела большую рыбину, постоянно подливая себе в рюмку бурбонское из высокого графина. Когда она кончила есть, графин был пуст. За столом прислуживал Глэм и две стройные женщины в форме горничных. Однако эти последние вели себя вовсе не как прислуга. Они без стеснения то и дело обменивались репликами с гостями и хозяином. Несколько раз они бросали гостям реплики на неизвестном языке, что неизменно вызывало веселый смех. Глэм говорил только тогда, когда это было необходимо для выполнения его обязанностей. Он часто поглядывал на Магду.

Баронесса, сидящая напротив внука, согнулась над супом, будто стервятник. Суп был единственным, что она ела. Прежде чем начать, она подождала, пока суп остынет. Она почти ничего не говорила и только дважды взглянула на гостей. Старуха вела себя так, словно ее недавно привезли из египетской пирамиды и скоро увезут обратно в склеп. Глухое из красного бархата платье с алмазными блестками и кружевами выглядело так, словно оно было сшито году в 1890-м.

Миссис Грасачева, толстая, как две свиньи, сложенные вместе, имела нежную белую кожу и большие темные глаза. Когда она была моложе и стройнее, ее вполне можно было бы назвать красавицей. Однако говорила она с такими интонациями, как будто продолжала считать себя самой красивой в мире женщиной. Она громко и без умолку болтала о мужчинах, умерших ради ее любви. К концу вечера, когда она выпила два галлона виски, ее язык стал заплетаться. Чайлду стало страшно. Хотя она и была пьяна и не могла говорить разборчиво, судя по ее комплекции, ей вполне было под силу прикончить кого угодно.

Она пила значительно больше китайца Пао, тоже старательно налегавшего на вино. Никто не делал ей замечаний, и никого это не беспокоило. Однако Игеску отозвал в сторону китайца, чтобы вполголоса обменяться с ним парой фраз. Чайлд не слышал, о чем они разговаривают, но видел, как пальцы Игеску сжали запястье Пао так, что большой палец указал на него, Чайлда.

Задрожав, Пао выбежал из комнаты. Он куда-то сильно торопился.

Принесли сигары, бренди и вино. (Боже! Неужели миссис Грасачева действительно собирается курить десятидолларовую сигару и запивать ее бренди после того, как только что пила виски?)

— Вы понимаете, что я мог вас убить за вторжение, за ваше подглядывание за мной? — обратился к Чайлду барон. — Теперь, может быть, вы расскажете, зачем вы здесь?

Чайлд колебался: барон знает его имя, и, следовательно, ему известно, что он частный детектив и что его напарником был убитый Колбен. Ему должно быть понятно, что Чайлд ищет убийцу и что его каким-то образом выследили. Вероятно, его интересует, как Чайлд вышел на его след. Его также должно интересовать, сказал Чайлд кому-нибудь, куда он направился, или нет.

Поэтому Чайлд заявил, что полиции прекрасно известно, где он, и что если он не вернется, то полицейские нагрянут в усадьбу, чтобы выяснить, что с ним сталось.

Игеску выслушал все это с улыбкой.

— И что же они найдут? — раздумчиво произнес он. — Если, разумеется, действительно заявятся сюда, в чем я сомневаюсь. Быть может, им удастся обнаружить что-нибудь такое, о чем я или мои слуги не подозреваем? Например, если полицейские найдут в лесу двух связанных вместе людей, они очень удивятся.

В этот момент в комнату вошли Василий Хоркин и миссис Крачнер, полностью одетые. На мгновение они остолбенели, увидев Чайлда, затем парень подошел к барону и начал что-то шептать ему на ухо. Потом он присел к столу и выбрал себе блюдо. Игеску посмотрел на Чайлда, нахмурился, но тут же снова улыбнулся. Он что-то сказал миссис Крачнер, та засмеялась и села рядом с Хоркиным. Чайлд почувствовал себя одураченным, он был беспомощен в этой ситуации. Конечно, можно было попытаться бежать, но он не верил, что ему дадут уйти. Оставалось только тянуть время и ждать, что у него появится хоть какой-то шанс.