Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел - [6]

Бог произнес:

— Платите, сэр. Иначе мне придется прибегнуть к удержанию имущества.

— Проклятый ростовщик! — воскликнул человек на траве. — Я встречал таких подонков в Дамаске.

— А это и есть дорога в Дамаск. Во всяком случае, должна ею быть.

Темная фигура опять фыркнула. Затем туман поглотил их всех. Бёртон проснулся весь в поту, в ушах его еще звенел собственный плач.

Алиса повернулась к нему лицом и сонно спросила:

— У тебя опять кошмары, Дик?

— Все в порядке. Постарайся уснуть.

— В последнее время тебе часто снятся кошмары.

— Не чаще, чем на Земле.

— Хочешь поболтать?

— Я достаточно разговариваю и во сне.

— Но ведь только сам с собой!

— А кто знает меня лучше, чем я сам? — Он тихонько засмеялся.

— И кто другой может обмануть тебя лучше, чем ты сам? — заметила она с легкой обидой.

Бёртон промолчал. Прошло лишь несколько секунд, и она уже снова дышала спокойно и тихо, будто ее ничто не тревожило. Он надеялся, что утро не принесет им новой ссоры.

Впрочем, Бёртон любил выяснять отношения; это давало ему возможность выпускать пары. Однако последнее время стычки оставляли их неудовлетворенными и готовыми тут же затеять новую свару.

Было почти невозможно обрушиваться на Алису без того, чтоб об этом сразу же не узнали все обитатели крошечного суденышка. За годы жизни с Бёртоном Алиса сильно изменилась, но у нее сохранилось от прежних лет отвращение к тому, что она называла «полосканием грязного белья на людях». Зная это, он наваливался на нее изо всех сил, орал, вопил, получая наслаждение от унижения Алисы. Потом-то ему становилось стыдно за себя, за то, что он пользовался слабостью жены, за то, что так унизил ее.

А это еще сильнее возбуждало в нем злобу.

На палубе по-прежнему слышались шаги Фрайгейта. Бёртон подумал, не сменить ли ему Питера пораньше. Он же все равно не сможет уснуть. Он страдал бессонницей большую часть своих зрелых лет на Земле, да и тут тоже. Фрайгейт же обрадуется возможности завалиться в койку. Ему было очень трудно воздерживаться от сна, выстаивая ночные вахты.

Бёртон опять закрыл глаза. И сразу же тьму сменило нечто серое. Он увидел себя опять в том же колоссальном помещении без стен, потолка и пола. Голый, он плавал в горизонтальном положении в этой бездне. Как будто подвешенный к невидимому и неосязаемому стержню, он медленно вращался вокруг своей продольной оси. Вращаясь, он видел множество других нагих тел над собой, по бокам и под собой. Так же как и у него, их головы и гениталии были выбриты. Некоторые тела были сильно искалечены. У мужчины слева с правой руки от локтя и ниже была содрана кожа. Повернувшись, Бёртон увидел другое тело, у которого вообще не было ни кожи, ни мышц на лице.

Еще дальше от Бёртона плавал скелет, внутри которого виднелась куча перемешанных кишок и других органов.

Все тела были прикреплены головами и ногами к шестам, сделанным из какого-то красного металла. Шесты поднимались от скрытого в потрясающих воображение глубинах пола и тянулись к невидимому потолку. Шесты стояли бесконечными рядами, и вертикальное пространство между каждой их парой кишело вращающимися по продольной оси телами — ряды спящих уходили в бесконечность — вверх, вниз, в стороны — куда только достигал взгляд.

Тела образовывали вертикальные и горизонтальные ряды, скрывающиеся в серой дымке бесконечности.

На этот раз Бёртон, наблюдая, снова ощутил, хоть и чуть слабее, чем раньше, тот же страх и то же удивление, которые охватили его в ту первую минуту пробуждения.

Он — капитан сэр Ричард Фрэнсис Бёртон, консул Ее Величества в городе Триесте, что в Австро-Венгерской Империи, — умер в воскресенье 19 октября 1890 года.

А теперь он — живой! — находился в таком-то месте, которое никак не походило ни на тот рай, ни на тот ад, о которых ему доводилось слыхать.

Из всех миллионов тел, которые он мог видеть, он был единственным живым. Или бодрствующим.

Вращающийся Бёртон, должно быть, удивлялся, на каком основании его избрали для столь высокой и непрошеной чести.

Бёртон-зритель теперь знал — почему.

Тот этик, которого он называет Иксом и который совершенно не известен ему ни по облику, ни по преследуемым целям, разбудил Бёртона. Тот самый предатель!

Но вот подвешенный в пространстве человек коснулся одного из шестов. Это движение разорвало какую-то сеть проводников, и все тела между шестами стали падать; вместе с ними падал и сам Бёртон.

И снова Бёртон-зритель ощутил тот же ужас, что охватил его, когда все это происходило в действительности. Да, это один из самых Изначальных Снов — свойственный всему человечеству сон о Падении. Без сомнения, он ведет происхождение от самого первого человека — полуобезьяны-полумыслящего существа, для которого падение стало жуткой реальностью, а вовсе не ночным кошмаром. Эта полуобезьяна прыгала с ветки на ветку, воображая, что сможет преодолеть любое расстояние между ними. И сорвалась вниз из-за гордыни, победившей в ней разум.

Не то ли случилось и с Люцифером, падение которого тоже было порождено гордыней?

Теперь тот — другой — Бёртон ухватился за шест и повис на нем, тогда как все остальные тела, продолжая медленно вращаться, проносились мимо него водопадом плоти.