Миры Филипа Фармера. Том 05. Мир одного дня: Бунтарь, Распад - [162]

— Я указала в рапорте, что вы теперь действительно другой человек, именующий себя Бейкер Но Уили. Согласно обычной бюрократической процедуре, рапорт будет рассмотрен коллегией психиков и органиков. Они, возможно, потребуют, чтобы вас обследовали другие психики. Но потом вас проведут через серию тестов и отпустят. Выяснят с помощью тестов, к какой профессии вы имеете склонность, и отправят куда-нибудь, где вы начнете новую жизнь.

Арлен перегнулась через разделяющий их столик и легко опустила ладонь на руку Кэрда.

— Беда в том, что вы не похожи ни на одного пациента, когда-либо лечившегося в реабилитационном центре. Вы заявляете, что не способны теперь создать новую личность. Но вы по-прежнему способны лгать и под ТП, и под действием других наркотиков. Правительство не может быть уверено, что вы не вернетесь к своим прежним персонам или не создадите новую. — Арлен вздохнула и убрала руку. — Тем не менее я предложила поступить с вами так же, как с любым другим реабилитантом. — На ее лице сверкнула улыбка. — Я сказала им, что из вас, по-моему, получится примерный гражданин. Но поскольку вы не настоящий реабилитант, а скорее новорожденный младенец, бегло говорящий на родном языке, вас следует поселить в англоязычной стране. У вас будет широкий выбор мест и видов климата. В органики вас, конечно, не возьмут, и я не советовала бы вам становиться служителем религиозного культа. За это много не платят, и правительство не поверит в вашу полную реабилитацию, если вы станете священнослужителем.

— Это не в моем характере.

— В вашем, только это глубоко погребено. Когда-то вы были уличным проповедником в лице отца Тома Зурвана. Впрочем, вы можете опять пойти в колледж и получить там новую профессию. Ведь образование у нас бесплатное.

— Что толку размышлять о новой жизни, если пока нет никакой уверенности, что меня освободят?

— Освободят? Вы говорите так, словно у нас тут тюрьма. Мы предпочитаем говорить «выпишут».

— Вы сами-то в это верите? — улыбнулся Кэрд.

— Но это не настоящая тюрьма. Вас не приговаривали к определенному сроку заключения. Когда вы выйдете, зависит от вас.

— У других, может, и так, но у меня по-другому.

— Вовсе нет. Если вас отпустят, вы станете для правительства чем-то вроде курсора. На вас всегда можно будет указать, как на яркий пример их гуманности.

— Был корсар, стал курсор.

— Фу! — с улыбкой сказала она.

— Виноват. Полагаю, мне надо было исключить из памяти эту несчастную программу с каламбурами.

На жестком диске его памяти не сохранилось ничего о его подпольной жизни, но просмотренные им видеозаписи снабдили его превосходной дискетной памятью. Он желал только одного — жить в ладу с обществом, то есть в ладу с правительством, что подразумевалось. Так расшифровывала это выражение Донна Клойд, одна из реабилитанток. Кэрд то и дело встречался с ней в столовой и на спортплощадке. Она утверждала, что знала его в Лос-Анджелесе и сопровождала в Цюрих. Он верил ей, потому что видел запись, где все они приковывали себя к памятнику Шин Цу. Донна так и оставалась для него не совсем реальной фигурой. Хотя ее можно было потрогать, увидеть, как она потеет, услышать, как она смеется — он по-прежнему видел ее, как образ на телеэкране.

Это была одна из его проблем, возможно, самая большая. Все люди казались ему нереальными. Они могли исчезнуть в любой момент. И хотя они не исчезали, это чувство не покидало его.

Арлен Брускино была единственной, кому он признался в этом. И она работала с ним по поводу этого «отчуждения», как она выражалась. Она не говорила об этом, но, кажется, была убеждена, что его нельзя выписывать, пока он не преодолеет эту «дистанцию». То есть не обретет чувство твердости и устойчивости людей и предметов.

Кэрд говорил Арлен, что иногда видит ее не как красивую и желанную женщину, а как совокупность атомов. Она имеет форму, но края ее размыты. Ей не дает распасться электромагнитное поле, которое в любой момент может отказать. Тогда ее границы исчезнут и она превратится в яркий хаос.

Это беспокоило его и в то же время успокаивало. Так он не мог сблизиться ни с ней, ни с остальными. Они не могли причинить ему боли, ведь они были всего лишь изображениями, которые можно выключить.

Но что было причиной этого расстройства? Арлен предполагала, что причина в слишком частой перестройке Кэрдом своей личности.

— Это все равно что развалины Трои, — говорила она. — Слышали вы о древней Трое?

— Поэмы Гомера я помню. Это странно, потому что я не помню, кем был, когда их читал.

— Троя была лишь одним из городов, которые строились на том же месте. Первыми там поселились жители каменного века. На оставленном ими месте построились последующие обитатели. Селеньице стало большим селом, потом городком, потом большим городом — и каждое из этих поселений строилось поверх предыдущего. Вы — живая Троя. Вы строили одну личность за другой, одну поверх другой. И только последняя видна над землей. Все остальные скрыты под тем, кого вы называете Бейкер Но Уили.

— Что вы хотите сказать? Ведь те города, что внизу, не оказывают влияния на самый поздний, насколько мне известно.