Миртаит из Трапезунда - [49]

Я поморщился от слов парня. Я не мог не видеть, что одобрение, которое Ливадин высказывал по отношению к моей работе, нравилось в канцелярии далеко не всем. Писари были уверены, что я нахожусь на каком-то особенном положении, потому как работаю не вместе с ними в комнате канцелярии, а почти все свое время провожу в библиотеке.

Нескончаемую волну кривотолков вызвало и получение мною титула миртаита. Я старался не слушать архивные сплетни, ведь и в скриптории Константинополя все мои тогдашние сотоварищи нередко шептались у меня за спиной. Здесь же, в Цитадели дела обстояли таким образом, что писарь Дмитрий относился ко мне, как, впрочем, и ко всем остальным, вполне дружелюбно, а старший писарь канцелярии Кирилл был всегда строг и немногословен. Вот тот, кто по непонятной мне причине открыто недолюбливал меня, так это писарь Антип. Все бы ничего, но он с каждым днем становился более дружным с Михаилом Панаретом, отчего мой сосед все чаще дулся и избегал со мной говорить.

– Я делаю порученную мне господином Ливадином работу так, как меня научили в скриптории Константинополя, – скромно ответил я, не желая вызвать новую волну недовольства в рядах моих канцелярских завистников.

– Так ты учился письму в самом лучшем скриптории?! – искренне восхитился Дмитрий.

– И слишком часто был бит деревянной палкой по пальцам за каждую кляксу или плохо написанную букву, – вздохнул я от малоприятных воспоминаний.

– Получается, что секрет твоего расчудесного почерка вовсе не в старании и усидчивости, как говорит господин Ливадин, – сделал недвусмысленный нажим на слове расчудесный, вступивший в разговор Панарет.

– Мой секрет заключается в нежелании получить наказание за допущенную оплошность, – честно признался я.

– А ты, Антип, – обратился Дмитрий к искоса смотревшему на меня своими мутно-зеленого цвета глазами писарю, – был неправ, когда утверждал, что почерк у Филата скверный. Вот, сам посмотри! – и парень продемонстрировал одну из написанных мною за день бумаг.

– Мне не на что там смотреть, – презрительно фыркнул и отвернулся от меня Антип.

– В чем дело? – заподозрил я, что чего-то не знаю.

– Антип утверждает, что господин Ливадин несправедлив, – немного понизив голос, поведал мне Дмитрий.

– Но такого не может быть! – возразил я. – Господин Ливадин – самый справедливый человек из тех, кого я знаю!

– Антип полагает, что ты ходишь у господина Ливадина в любимчиках. Он ругает нас за мельчайшие оплошности, а тебе всегда все прощает.

– Неправда! – горячо возмутился я.

Да, я был учеником Ливадина и знал его почти половину своей жизни. Тем не менее я никогда не рассматривал себя в качестве его любимчика, заслуживающего особого положения или отношения. Я искренне считал, что писари не могут знать, насколько учитель был строг со мной и как много он от меня требовал. Они видели только то, что хотели видеть, или, может быть, лишь то, что позволял им видеть в наших взаимоотношениях сам Ливадин.

– Антип тебе завидует, – доверительно сообщил мне Дмитрий. – Прежде всю важную работу господин Иова поручал ему.

– Скажешь тоже. Было бы чему завидовать, – зло выдавил из себя Антип и намного сильнее уткнулся в свое письмо.

Я решил промолчать и не обострять зарождающегося конфликта. Именно так меня учил поступать Ливадин. Еще в Константинополе учитель ругал меня каждый раз, когда кто-нибудь из младших писарей скриптория начинал дразнить или задирать меня, а я принимался рьяно отвечать обидчику и даже неуклюже лез в драку. Нужно сказать, что писари скриптория были в физическом отношении не крепче меня, и пару раз я даже имел успех в нашем откровенно ребяческом противостоянии.

– Вы слышали новости, парни? – спросил у нас с несвойственным для него волнением в голосе только что вошедший в канцелярию старший писарь Кирилл.

– Что за новости? – оживился Дмитрий.

– На императорский корабль напали пираты! – на одном дыхании выпалил Кирилл.

– Вот это да! – открыл рот от изумления Дмитрий.

– Корабль вернулся в порт менее часа назад со сломанной мачтой и без паруса.

– А император Василий? Он тоже был на том корабле? – забеспокоился я.

– Нет, но корабль шел под флагом Его императорского Величества с важным дипломатическим поручением, – продемонстрировал нам свою недюжинную осведомленность старший писарь.

– Если речь идет об императорском корабле, то на нем непременно должен был быть греческий огонь, чтобы отразить любое нападение в море, – со знанием дела заметил я.

– Откуда тебе знать про греческий огонь, Филат? Ведь это самый большой секрет ромейского императора! – с сомнением посмотрел на меня Михаил Панарет.

– Когда я плыл из Константинополя в Трапезунд на корабле под флагом василевса Андроника, то на нас напали пираты.

– И ты остался в живых?! – поразился Дмитрий.

– Он все сочиняет. Неужели вы ему верите? – пробурчал недовольный Антип из дальнего угла канцелярской комнаты.

– И я, и все люди, что были на борту императорской галеры, благодарение Богу, остались в живых, – продолжил я свой рассказ, пренебрегая словами Антипа. – Нас атаковали два корабля пиратов, что пришли с берегов Ператеи.