Миртаит из Трапезунда - [45]

– Но как, господин, я смогу это сделать? – растерялся я, ведь было похоже на то, что мне предстояло справиться с настоящим шпионским заданием.

– Все очень просто, Филат. Сейчас ты наденешь на себя вот эти лохмотья, – и Никита Схоларий указал мне на гору грязного тряпья, лежащую на соседней скамье. – А затем ты пойдешь к гурийским нечестивцам и будешь прислуживать им в качестве дворового мальчишки. Ты ведь достаточно умен для того, чтобы изображать из себя дурака?

Одолеваемый сомнениями, что смогу успешно исполнить приказ Никиты Схолария, я все же кивнул императорскому чиновнику.

– Гурийцы почти не говорят по-гречески, поэтому ни в коем случае не выдай, что знаешь их язык. Играй свою роль полного идиота и слушай все то, о чем они станут говорить, – наставлял меня Никита Схоларий.

– Должно ли быть в речах гурийцев что-то особенное, на что я должен обратить свое внимание? – нерешительно уточнил я.

– Запоминай все, о чем этим ублюдкам вздумается говорить, – приказал мне великий логофет, но потом все-таки добавил. – В особенности если речь зайдет о похищении, краже или выкупе. Ты меня понял?

Я вновь кивнул императорскому чиновнику, однако по-прежнему крайне нерешительно.

– Вот это – хозяин заведения. Он тебе поможет, – заверил меня Никита Схоларий, указывая на сгорбленного и косого на один глаз мужика, который ловко вынырнул из-за спин двух рослых сподвижников великого логофета и подобострастно ему поклонился.

Я решил, что Косой, а именно так я про себя прозвал хозяина полуразвалившегося постоялого двора, был из хитрецов и, должно быть, смекнул, что за свое содействие важному человеку он может получить щедрую награду. У меня же Косой не вызывал ни малейшего доверия, и я даже принялся молиться Богу о том, чтобы выбраться из предстоящего мне испытания живым. Судя по всему, речь шла о похищении и двое гурийцев, к которым я должен был отправиться, являлись более чем опасными людьми. В случае если я буду раскрыт, они вполне могут убить меня. При этом я не был уверен, что Никита Схоларий успеет вовремя прийти мне на помощь.

– Ступайте! – властно скомандовал великий логофет.

Следом за Косым я покинул мрачную коморку полуподвального помещения постоялого двора. По скрипучей черной лестнице я поднялся наверх и оказался на кухне, которая была не менее грязной и вонючей, чем весь дом Косого.

– Переодевайся здесь, – глухим голосом приказал Косой и бросил в меня лохмотья, которые временно должны были служить мне одеждой. – Те двое, что нужны твоему господину, находятся за стеной, – и хозяин постоялого двора указал на глиняную стену перед моим носом, сильно заляпанную сажей и жиром.

Я замер, пытаясь расслышать из-за стены хотя бы какие-то голоса. Напрасно. Стены старого здания оказались толстыми и непроницаемыми для посторонних звуков. Я напрягся, ведь это создавало дополнительные трудности. Для того чтобы слышать все разговоры гурийцев, мне каким-то образом нужно было постоянно находиться в их комнате, а осуществить такое было не так уж и просто.

Скинув с себя одежду, я спрятал свои вещи под изрядно потрепанное покрывало, лежащее на ближайшей скамье, и натянул на себя вонючие лохмотья. Для пущей убедительности Косой измазал мое лицо сажей. Предположу, что вид у меня получился ужасающе убогий.

– Еду и вино, в общем, все, что гости потребуют, бери на столе, – распорядился Косой. – А теперь отнеси им вина. Наверняка они успели осушить обе бутылки из тех, что я им оставил.

Я глубоко вдохнул, а потом звучно выдохнул. Пути назад не было, и я, схватив кувшин с напрочь отбитой ручкой, отправился в комнату к врагам Никиты Схолария. Постучав в дверь и услышав пару рыгающих звуков, я несмело вошел внутрь. В полутемном помещении я увидел двух верзил, которые сидели за столом и с явным недовольством таращились на меня.

– Я принес вино, господа, – пробубнил я, неловко поклонившись.

– Давай вино сюда, малец, – приказал мне мужчина с густой и растрепанной бородой.

Гуриец говорил на своем родном языке, поэтому я изобразил туповатое выражение на лице и замер в ожидании. В моих глазах легко читались паника и безудержный страх, имитировать которые, признаюсь, мне не приходилось.

– Стол, – произнес бородач со страшным акцентом по-гречески и бросил своему приятелю на гурийском диалекте грузинского языка. – Эти греки, как тупоголовые бараны, совсем не понимают нашего языка.

Я услужливо поставил кувшин с вином на стол и вновь неуклюже поклонился. Оба гурийца зычно загоготали. По-видимому, им понравился подобострастный и неуклюжий увалень, которого я старательно изображал.

– Мелкий ублюдок хочет заработать медяк, – предположил бородач на своем родном языке и кинул мне на греческом. – Наливать!

Я сделал то, что потребовал от меня бородатый гуриец. Вероятно, он был единственным из преступной двоицы, кто владел греческим языком. Точнее, он знал отдельные слова, которые и позволяли ему на примитивном уровне объяснять мне свои пожелания. Второй гуриец с большим носом и густыми сросшимися бровями на переносице был из молчунов. По-гречески он не сказал мне ни единого слова, а на своем родном языке предпочитал обходиться исключительно короткими и рублеными фразами.