Мирриэль - [22]

Что-то я заскучала, никто мне ничего не рассказывает, не спрашивает, хотя, что с меня возьмешь, даже имени своего не помню.

Дверь открылась. Вернулся солдат. Ой, что это я напряглась, словно пружина на взведенном арбалете (ой, как интересно ничего не помнить…). За солдатом слегка пригнув голову, чтобы не стукнуться о косяк двери, вошел мужчина. Вот это даааа, какой он огромный.

— Энель, Кара, я смотрю, вы без меня начали? — голос мягкий, но строгий.

Совсем они меня сбивают, как может у такого великана быть такой голос? Таким голосом только баллады о любви вечной петь, а он тут какие-то строгие нотки еще в него подмешивает. Брр аж оторопь берет, тоже наверняка не так чтобы прост. Высокий широкоплечий, светловолосый… Руки огромные, такими задушить — нечего делать. Да уж, ему я даже до подбородка в прыжке не достану… наверное… хотя… если постараться… А глаза у него какие. Мурашки бегут по спине. Ярко голубые, пронзительные, но холодные, словно лед, того и смотри, замерзнешь насмерть, если не оторвешься… Что-то не так… Почему он так смотрит на меня, словно… обвиняет в чем-то…

— Кален, мы позвали тебя сразу. Ты ничего не пропустил, ну кроме того, что она сказала, что ничего не помнит, — Энель спокойна, она верит в него, верит, что он во всем разберется.

Очень приятно, оказывается Видящий — это не имя (а что тогда? Прозвище?) А зовут этого голубоглазого гиганта Кален. Смотрит на меня, ну что ж, я приму твой вызов и тоже поиграю с тобой в гляделки, красавчик. Смотрю прямо ему в глаза. Он смотрит на меня, я на него, ничего не происходит, совсем, начинаю сама развлекаться и решаю даже не мигать, а то совсем скучно…Сейчас зевать начну…

— Кален?

Молчит красавчик, смотрит на меня и молчит, да я уже победила тебя раз 10, ты все время моргаешь, а я — нет… Хоть ты ему язык покажи, нет, не буду, не вежливо как-то…

— Я не понимаю, Энель. Как тебя зовут? — ко мне обращается.

— Я… не помню… — уже знакомая фраза, уже лучше получилось.

— Кален?

— Ничего не понимаю. Энель, ну-ка соври мне что-нибудь.

— Кален, я не могу просто взять тебе и соврать.

— Ага, вот и попалась, — он улыбается.

— Нет, — лицо Энель побледнело.

— Тебя чувствую, каждую жилку чувствую, каждую букву, а ее… Я не могу вам помочь, дамы, я ничего не вижу, вообще ничего, совсем. Никогда такого не было. Правда тоже дает свой отзвук, а тут вообще ничего… пустота, словно она и не думает ничего, словно ее нет вовсе..

Конечно, сейчас же, не думаю… Тоже мне… я как раз сейчас тебя рассматривала, должна тебе заметить — ты очень симпатичный, светлые волосы, красивое лицо, скулы широковаты, но для мужчины, ты просто эталон красоты, даже мелкая сеточка морщин вокруг глаз не портит твое лицо, а шрам над губой — он просто восхитителен, интересно, когда ты улыбаешься, глаза остаются такими же печальными? Глаза, это просто что-то неописуемое, голубые, яркие, пронизывающие, кажется, еще чуть-чуть и ты меня насквозь увидишь. Так, прекрати ты в меня так всматриваться, я сейчас со стыда сгорю. Глаза… голубые глаза…. Такие.. Стоп! Сознание, оставайся со мной… Почему глаза? Почему именно его глаза, чуть не отправили меня в мир грез? Быть может, я его знаю? Или не его??? А глаза… такие глаза как у него…

— Как нам называть тебя? — спрашивает спокойно, хотя я чувствую, что он в замешательстве.

— не… знаю… ничего… не помню…

Ого, это вся я сказала? Делаю успехи.

— Что ты делала на месте, где собирался совет? Что это такое у тебя на груди?

Молчу, что я могу им сказать. Начинаю говорить медленно, стараясь подбирать слова.

— Я ничего не помню. Мое первое воспоминание связано с вами, когда вы меня из ведра полили, до этого момента я не помню вообще ничего. Ничегошеньки. Да я даже значения слов не могу вспомнить, а вы у меня какие-то подробности выспрашиваете…

— Ничего, говоришь, — Кара хватает меня за железки сковавшие руки и тянет к окну.

— И этого ты тоже не помнишь????

Указывает куда-то вдаль. Смотрю. Замираю. По всему телу начинает бить дрожь. Там вдали вижу скалы, в одной из них словно отрезало кусок, края этого куска светятся золотым маревом. Застываю. Всю напускную веселость снимает как рукой.

— Что это???

— Вот и нам хотелось бы узнать что это, но ты не отвечаешь, а ты единственная кто был там, когда это случилось, и выжил.

— Единственная??? — глаза наполняются слезами. — Единственная????

Это не правильно, что-то не так. Там был кто-то… кто-то еще… он там был… должен был быть… Острая боль пронзает тело, не могу держаться на ногах, падаю. Боль… Почему так больно? В глазах темнеет, неясные тени вокруг меня. Я шла за кем-то, кем-то очень важным для меня… Он запретили мне ходить за ним, но я все равно пошла, тайком… Потом что-то случилось… Было очень больно… Руки были связаны, боль в кистях, помню жесткие веревки врезавшиеся в кожу до крови… Они что-то говорили эти тени… жертва… а потом мрак и запах гари…

— Единственная, — повторяю снова и снова, все тише и тише, стараясь догнать разлетающиеся мысли. — Я не могу ничего вспомнить. Совсем ничего. Я пытаюсь, я хочу вам помочь, но я ничего не помню, совсем ничего. Я была не одна… там был другой… ему было очень больно… так же как мне… но я не помню его… только его боль… Там были тени, я не видела их, они говорили о жертве, потом боль… темно и что-то горит… Это все. Я даже себя не помню…