Мировой кризис. Восток и запад в новом веке - [35]

После войны, а точнее, после смерти Сталина русская коммунистическая ортодоксия превратилась в утопическую конструкцию, которую правящая группа уже не рассматривала в качестве собственных взглядов. Противоречивость фигуры Хрущева в том и состоит, что при заявленной попытке реанимировать коммунистическую веру во всей ее метафизической полноте, на деле КПСС и вся советская интеллигенция строила собственно миф, утопию. Примером может служить великолепное творчество братьев Стругацких, в котором есть и создание мифа, и его последующая рефлексия.

При этом ошибочная (и это ошибка марксизма) идеологизация экономического порядка не дала – и не могла дать – никакого идеологического ядра носителям власти. Социализм ошибочно отождествлялся КПСС не с типом государства и структурой распределения власти (когда «все за всех», по выражению Шпенглера), не с преодолением исторического кризиса государства, вызванного войной с государством субъекта научного знания, не с постановкой научного знания на службу государству.

Социализм понимался как экономический порядок. Такой социализм не имел и не мог иметь необходимого идеологического содержания. Ведь экономика и хозяйство в СССР были такими же капиталистическими, как и в США, то есть основанными на концентрации деятельности, использовании научного знания, росте потребления, денежном обороте, военных расходах. Действительная (и существенная) разница экономических укладов СССР и США не имеет никакого идеологического значения для оппозиции их систем идеологического управления. Наша правящая верхушка потянулась к идеологическому ядру собственного противника по прихоти сверхвласти. В результате ее конец стал неизбежен.

2.8. Расизм как единственная идеология западной цивилизации

Тщательно маскируемым идеологическим ядром сверхвласти западной культуры является глубоко укорененный и исторически фундированный расизм. Окончательную редакцию и формат именно идеологического ядра системы идеологического управления миром, сопровождаемого социальной утопией (суррогатной светской верой, культом) демократии, расизму придала англосаксонская, в том числе американская культура. Разумеется, расизму противостоял в СССР социалистический (коммунистический) интернационализм, но как культурная база он на порядок слабее своего исторического «старшего брата» и предшественника – русского христианского интернационализма. На базе последнего было создано реальное историческое объединение самых разных этносов в русскую политическую нацию.

Техническое превосходство европейца, возведенное в высшую степень научно-техническим превосходством еврочеловека Нового времени, уверовавшего в себя, как в Бога, достигает своего абсолютного максимума в американском миллиардере англосаксонского происхождения, в семейном клане которого были и будут президенты США. Вот он, действительный сверхчеловек Ницше во плоти.

Расизм Западной Европы был наиболее явно демаскирован гитлеровским нацизмом, но не Гитлер, не фашизм и не нацизм раскололи европейское идеологическое ядро. Гитлер и его команда были всего лишь политтехнологами этого весьма перспективного и современного тренда в становлении сверхвласти. Рецепция расистского идеологического ядра обществами самого разного исторического происхождения заключается в непубличном согласии занять определенное место в шкале и на лестнице «избранности, значимости и влияния», учреждаемой сверхвластью через США. Подобную расовую иерархию намечал и Гитлер, говоря о ней открыто, – и только за эту открытость и откровенность его и осуждали. Но теперь европейцам уже можно без особого стыда говорить о месте стран, а значит – и народов, скажем, в «мировом разделении труда».

Либеральная утопия может и должна говорить о возможностях для каждого. Но идеологическое ядро должно без всяких сюрпризов, предсказуемо указывать победителя, которому достанется все. Прежде всего, сами победители должны быть в себе уверены, точно знать, как они таковыми станут. И у побежденного никаких иллюзий быть не должно. Поэтому расовый идеологический порядок сверхсоциума оформляется хорошо знакомым нам административным способом строго на основании присвоенного народу статуса в иерархии, а присваивает его высшая нация планеты. Что можно албанцам и косоварам, того нельзя сербам и македонцам. Что можно полякам и литовцам, того нельзя русским. Этот порядок не имеет никаких внутренних противоречий, и довольно глупо думать о нем как о «двойных стандартах». Стандарт как раз один – в нем прописано все и о каждом. Это не будущее, это свершившееся настоящее, реальность, с которой только и может иметь дело работающее идеологическое ядро.

Украинцам, этой пока не сложившейся этнополитической группе, предлагают именно такой соблазн: откажитесь быть русскими, подчините себе русских и займете в пищевой цепочке свое – не последнее – место заведомо выше русских.

Украинская русофобия технически является прямой наследницей и продолжением русофобии польской. С 1612-го все идет для поляков не так, как надо. Сначала были изгнаны из Москвы, а через сорок лет – из Киева. Захотели оказаться в России вместе с Наполеоном – в результате были включены в ее состав. Решением всей Европы. Собирались делить Россию вместе с Гитлером, но были сами им завоеваны. Польские комплексы имперской неполноценности в полной мере переданы галичанам – тем, кто сам был под поляками, и уж точно потому хотят быть «как они». Потому внутри Украины для галичан не все украинцы равны. Сами галичане – украинцы, несомненно, первого сорта, в их собственном представлении. А вот на юго-востоке Украины – в лучшем случае третьего.