Мировой кризис - [92]

Четверть часа спустя стало окончательно ясно: это окончательный и бесповоротный конец – двух саперов убило, шестерых ранило, австрийцы провели грамотную рекогносцировку и атаковали сразу с нескольких направлений, прикрываемые плотным огнем с дальней позиции.

– Что-то происходит! – вдруг заорал граф, одновременно перезаряжая трехлинейку. – Ева, да пригнитесь же!.. Вы ничего необычного не чувствуете?

– Жарко, – непонятно ответила мадемуазель Чорваш. – Все вокруг будто в огне, я это физически ощущаю! Курган!

– Нет, не курган! Нечто другое! Землю под ногами встряхивает!.. Ах ты, гадина!..

Свистнула пуля, по касательной задевшая Баркова чуть выше локтя.

– Да пустите же, ерунда! Крови почти совсем нет, легкий ожог! Голова кружится…

Перед взглядом его сиятельства все поплыло – что за напасть? И при тяжелейших ранениях в Манчжурии всегда оставался в сознании, а тут из-за ничтожной царапины повело, будто пьяного извозчика!

Царапина ни при чем, все обстоит иначе – неизвестная сила выплеснулась из ранее запертого источника.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что над ограниченным Днестром полуостровом шириной в несколько верст разошлась кольцеобразная волна горячего воздуха, искажающего привычный облик зримого мира – такое марево поднимается над нагретым солнцем гудроном или черепичными крышами в южных городах. Тотчас возник странный звук – поначалу тихий свист, похожий на тот, что слышался при открытии гробницы, затем свист перерос в закладывающий уши вой, но принадлежащий не живому существу, а природному явлению – урагану, смерчу или торнадо.

Утро было ясным и спокойным, ветерок налетал со стороны возвышенностей, с северо-востока, день обещал быть ясным, без единого облачка. Откуда взялись резкие, едва не сбивающие с ног порывы, поднявшие волнение на Днестре и закручивающие в вихорьки пыль с сухой травой, объяснить не сумел бы никто. Это напоминало хамсин в Палестине или Аравии – жаркий, обжигающий кожу ветер, швыряющий в лицо мусор и песчинки.

Забеспокоились драгунские лошади, животные стократ острее человека чувствуют незримую опасность, истекающую из сфер, человеческому разуму не постижимых. Выученные боевые скакуны, привыкшие за годы службы к ружейной стрельбе и грохоту орудий на маневрах, к безусловному послушанию и командам хозяина, вдруг понесли, обуянные ужасом, – сдержать удалось едва половину. Сбрасывали всадников, били копытами, исходили пеной, потом смешались в табун и вихрем пронеслись в сторону Усти.

Ни о каком продолжении боя в такой обстановке и речи быть не могло – особенно когда на фоне воющего ветра послышались иные звуки, не то удары в гигантский барабан, не то поступь какого-то чудовищного существа.

– Ложись, ложись! – неимоверным усилием воли Барков сбросил навалившуюся одурь. Пинками отогнал саперов от амбразур. – Головы не поднимать! Джера-алд! Да проснитесь же! Ева! Бросьте маузер, он вам теперь не поможет!

– Это верно, – кивнула смертно побледневшая венгерка. – Вы хоть понимаете, что делается, граф? Посмотрите вторым взглядом! Нашим!..

Его сиятельство зажмурился, отбросил ненужные мысли и эмоции, постарался максимально сосредоточиться.

Три ярких световых линии сошлись в радугу, преобладали алый и лимонно-оранжевый цвета, но все сильнее и сильнее нарастала доля холодного сине-голубого, водопад лазури изливался сверху, с небес, стекаясь лучиками к одной-единственной точке подобно звезде, втягивающей в себя чужой, не принадлежащий ей свет. Зрелище потустроннее и захватывающее, прежде не виданное.

Хочется окунуться в этот свет, прийти к нему, впитать его…

– Да что с вами?! – Евангелина с размаху влепила графу оплеуху, оглушительную, как пушечный выстрел. Дама, а рука будто у гренадера. Синяк на скуле останется. – Вернитесь!

– Я вернулся, – прохрипел Барков, очнувшись. – Хотите знать правду? Вся компания в сборе! Включая вашего зубастого приятеля с берегов Рейна! И он набрал достаточно силы, чтобы воплотиться!

Второй эскадрон двенадцатого драгунского полка принца Евгения Савойского терпел сокрушительное и безусловное поражение. Сражаться с таким противником кавалеристы Австро-Венгрии не умели, да и не могли.

– Пресвятая дева, спаси, сохрани и огради, – только и вымолвил слегка очухавшийся Робер де Монброн. – Фафнир… Проклятая скотина! Пришел на зов!

На поле между реданом и лагерем бесновалось удивительное существо – огромных размеров змей с четырьмя лапами и сложенными на спине крыльями, да только его истинный, плотский облик могли видеть одни лишь обладатели «дара», прочие же замечали серовато-серебристую туманную тень, имевшую вид дракона, будто срисованного с гербовых щитов старейших дворянских семей Европы.

Обезумевшие лошади удрали все до единой, и тем всадникам, что сумели удержаться в седлах, следовало потом до конца дней возносить хвалу Господу Богу за вразумление эскадронных скакунов, чьи древние инстинкты оказались сильнее благоприобретенного послушания. Безлошадным повезло меньше.

Вернее, не повезло совсем.

Началась беспорядочная пальба – в воздух, в своих, в любую тень. Трава покрылась изморозью, при дыхании появлялся пар, теплое августовское утро заместилось морозными сумерками.