Мировая девчонка - [3]

Она работала, как было известно в семье Турецких, воспитательницей в детском саду — во дворе напротив, через Комсомольский проспект. В Нинкином детстве Ирке случалось иной раз просить тетю Машу приглядеть за маленькой дочкой.

А мужем Марии Васильевны был тезка Турецкого — Сашка, работавший до пенсии водителем автобуса на маршруте. Квартиру в этом, считавшемся когда-то элитным, доме на Фрунзенской набережной Сашка получил давно, за какие-то особые заслуги на производстве. Но за свою жизнь заработал всего-то на «Московича» и сборный железный гараж во дворе, в котором, уже выйдя на пенсию, держал всякий инструмент, необходимый для срочного ремонта автомобилей, сантехники и прочего. Чем и пользовались охотно Сашкины соседи-автомобилисты, зная про его «золотые» руки. А еще Сашка подрабатывал дворником, ибо в последние годы перед новым тысячелетием никакими «трудовыми мигрантами» в столице еще не пахло, и содержание московских дворов в относительной чистоте было серьезной проблемой у городского руководства.

С этим неуемным балагуром и вполне нормальным, толковым мужиком молодой следователь Турецкий частенько «спускался в народ», распивая под тенью лип, среди сирени на лавочке, «портвешок» — под плавленый сырок «Дружба». Славный человек он был — Сашка, не доживший, как собирался, до глубокой старости.

Где-то в середине девяностых годов, или ближе к концу века уже, когда жестокий передел, захват собственности коснулся буквально всех сторон и аспектов жизни общества, включая и средства массовой информации, на короткое время соседом Турецкого по лестничной площадке стал один из руководителей крупной телекомпании, некто Бирюк. Однажды они случайно столкнулись у лифта, так и познакомились — в ожидании прибытия кабины. Александр в те дни как раз занимался расследованием чрезвычайно неприятного уголовного дела — зверским убийством двух молодых людей, компьютерных техников. Этот Бирюк, которого звали Олегом — так он представился, немедленно заинтересовался подробностями, причем с таким повышенным вниманием, будто лично был в нем заинтересован. И стал настойчиво приглашать Александра к себе в машину — в роскошный серебристый «бумер» седьмой модели. Турецкий и сам не помнил причины, по которой ему удалось отказаться, отложить разговор до вечера, и пошел к своему «Жигуленку». Позже посчитал, что Господь его спас. Потому что едва Олег сел в свою машину, как громыхнул взрыв такой силы, будто в тот «бумер» заложили не менее пуда взрывчатки. Вспыхнули и стоявшие рядом автомашины, к ним нельзя было и близко подойти.

А погибли тогда только двое. Ну, хозяин — это понятно. Но еще и Сашка, оказавшийся со своей метлой в непосредственной близости от взорвавшегося автомобиля. Его отшвырнуло взрывом в сторону, а кусок оторванного железа вспорол живот бедняге, он и трех минут не прожил, так и умер, ничего не успев понять, на руках у Турецкого. Такая вот горькая история…

А Бирюк тот, как удалось установить в процессе дальнейшего расследования, которое успешно завершил-таки Александр Борисович, был, оказывается, напрямую причастен к гибели тех «компьютерных» парней — вот и понимай, как знаешь!..

Время было тяжелое, жить не на что, и Мария Васильевна решила поменять свою хорошую двухкомнатную квартиру на однокомнатную. И что тут началось! Раз тебе платить за жилье и коммунальные услуги нечем, вали отсюда на окраину, в общежитие! Освобождай престижную жилплощадь, на которую немедленно нашлось множество желающих. С немалым трудом нескольким жильцам, помнившим Сашку, и Турецкому, в первую очередь, удалось отбить атаки новых хозяев жизни и помочь Марии Васильевне совершить обмен в своем же доме. С тех пор одинокая женщина до самой пенсии продолжала трудиться в детском саду, а потом стала помогать соседям, у которых появлялись малыши, — и нянькой, и домработницей — где как повезет. Женщина она была нешумная, скромная, работящая, Турецкие ее уважали. Александр вообще всегда первым с ней здоровался…

Подходя к своему подъезду, Александр Борисович увидел Марию Васильевну, сидящую на лавочке, где, бывало, сиживали два Сашки, разговаривая «за жизнь». Рядом с женщиной стояли две, очевидно, тяжелые сумки с продуктами. Устала, наверное.

Турецкий поздоровался с легким поклоном, спросил о здоровье — вежливо, но необязательно. Мария Васильевна бессильно отмахнулась:

— Ах, Сашенька, да какое там здоровье! Ты-то сам, что? Гляжу, усталый вид.

— Из командировки, теть Маш.

— А здоровье-то как? — Она знала о ранениях и контузии Турецкого, да многие в доме знали. Газеты читают, телевизор по вечерам глядят.

— Нормально… Устала, да? Помочь донести? — он показал на сумки.

— Ну, если не трудно, Сашенька. На второй этаж. Лифт грешно вызывать, а подниматься, возраст уже сказывается.

— Никакой не грех, пошли! У кого сейчас?

— А у Дины Петровны. Махоткина, может, помнишь? С восьмого этажа. Людочка у нее, в десятый класс перешла, умница девочка. Отличница. Да вот… прямо хоть плачь, никакой помощи! Где она, ваша социальная справедливость-то, Саша?

— Господи, нашла, про что спрашивать! — засмеялся Турецкий. — И слова-то какие древние откопала? Старые газеты просматриваешь?