Миром правит любовь - [7]

Вынув из кармана письмо Эмили, она положила его на ночной столик, потом задернула занавески и сняла с себя одежду. Ей нравилось быть свободной, с рассыпанными по плечам длинными волосами и чувствовать, как воздух овевает обнаженное тело.

Не то чтобы она когда-нибудь демонстрировала наготу перед кем-нибудь посторонним. Она никогда полностью не раздевалась даже в присутствии Эми, когда две молодые женщины жили в одной комнате в Нью-Мексико. Но быть может, это было скорее благодаря стыдливости Эмили, а не ее собственной?

Она никогда не обнажалась и перед Уэсом тоже. Вот уж у кого не было никакой стыдливости, которую следовало бы уважать. Она всегда отворачивала лампу или прикрывалась простыней, чтобы снять платье, когда они спали вместе.

Роуз задержалась перед высоким зеркалом, висящим в углу, и внимательно всмотрелась в свое отражение. Почему ей так нравились такие моменты, вроде этого? Может быть, в этом проявлялась развратная сторона ее натуры, в чем она не признавалась даже себе самой? А может быть, причина была в том, что на людях она надевала на себя маску и боялась, чтобы кто-нибудь не понял, что на самом деле она жаждет выйти замуж по любви, а не из-за денег, о чем говорила на каждом углу?

Она поднесла руки к губам, все еще помнившим поцелуй Зака Маккензи. Неужели ее снова охватят сомнения и она не применит к нему своих излюбленных приемов обороны? А может быть, все будет по-другому: она освободится от своих комплексов и сможет стоять обнаженной перед ним так, как она это делает сейчас? Ей казалось, что она сделала бы это не колеблясь.

Наклонившись вперед, она еще внимательнее стала всматриваться в зеркало, как будто ответ лежал в неверной глубине стекла. Сегодня вечером, когда он держал ее в своих объятиях, она услышала этот глубоко спрятанный в ней настойчивый крик к освобождению своей природы – громкий чистый звук, всего лишь на несколько великолепных секунд заглушивший доводы ее практичного разума.

«Проклятый Зак Маккензи! Да кто он такой? И почему он смог так меня задеть?»

Внезапная волна жара окатила ее, и она скрестила руки на груди, стремясь загородить от самой себя внезапно затвердевшие соски.

О, как сильно разбередил ее этот поцелуй! Сейчас она это поняла совершенно отчетливо. Опустив руки вдоль тела, она с удивлением стала рассматривать, что же сделала с ее телом одна только мысль о нем. Соски увеличились, она почувствовала тяжесть в пояснице. Никогда раньше с ней такого не случалось.

Роуз поежилась. Если даже одно воспоминание об этом поцелуе может вытворять с нею такое, что может произойти, если он поцелует ее еще раз? А в том, что этот следующий раз будет, она уже не сомневалась. Он сам ей об этом сказал, а его немыслимые дьявольские глаза подтвердили это.

Она вздрогнула.

Подхватив с кровати ночную сорочку, она торопливо натянула ее через голову, как будто торопясь спрятать под легкой тканью обнаженное тело. Если бы так же легко можно было спрятать голую правду!

Роуз снова повернулась к зеркалу, взяла щетку с перламутровой ручкой, подаренной ей Эми, и начала расчесывать свои длинные волосы. Она была сердита на себя за то, что позволила Заку Маккензи так глубоко проникнуть в свои мысли. Чем больше она думала о нем, тем больше злилась и тем стремительнее взмахивала щеткой. К тому времени как она закончила причесываться, кожа у нее на голове горела от ссадин.

– Понимаешь, Роуз, – произнесла она громко, глядя прямо в свое отражение в зеркале, – если ты не выкинешь этого молодчика из своей глупой головы, он всегда будет причинять тебе боль.

Она забралась в постель, взбила подушки, подложила их под спину и протянула руку к письму Эмили. Предвкушая удовольствие, она с улыбкой разорвала конверт.

Резкий звонок будильника выдернул Роуз из сладких грез восхитительного сна, в котором Зак Маккензи снова целовал ее. Она не глядя нащупала будильник и накрыла его: было всего пять часов. Сонная, она вылезла из кровати.

Уже через десять – минут она была одета и уже почти закончила приводить себя в порядок. Не тратя времени на прическу, быстро пригладила волосы щеткой и надела широкополую шляпу, чтобы защитить лицо от солнца. У нее и так уже достаточно веснушек на переносице. Несколько быстрых взмахов пуховкой – и веснушки почти исчезли под легким слоем пудры.

Роуз вышла из комнаты и энергично постучала в соседнюю дверь.

– Доброе утро, – приветствовала она открывшую дверь Кейт.

– Доброе утро. Что случилось?

– Ты забыла, что сегодня утром наша очередь ехать на ферму Уилсона?

Кейт застонала:

– Ой, миленькая! Я и вправду забыла об этом.

– Я так и подумала, потому что не слышала, чтобы ты собиралась. Вот что, я пойду на конюшню за коляской, а ты пока быстренько одевайся.

– Хорошо, я постараюсь побыстрее, – ответила Кейт и начала торопливо собираться.

Зак закончил седлать лошадь и вывел ее из конюшни. Он уже собирался было вскочить в седло, как вдруг увидел Роуз Дюбуа. Она тоже заметила его, резко сбавила шаг, как бы запнувшись в нерешительности, но потом снова быстро пошла к конюшне.

Заку бросилось в глаза, что ее волосы ничем не связаны, а удерживаются только шляпой, закрывавшей ее лицо почти наполовину. Это напомнило ему мать, а значит, дом. Не то чтобы одно имело отношение к другому; наоборот, его мысли о мисс Роуз Дюбуа проходили непосредственно через пах.