Миролюбивый поход - [18]

– Гурин, – сказал он, – оббежишь все танки и передашь командирам мой приказ: второй и четвертый съезжают с переезда с правой стороны от рельсов, идут вперед и останавливаются в десяти метрах от бронеавтомобиля с такой же дистанцией между собой. После остановки выключают фары, глушат моторы и разворачивает башни: второй вправо, четвертый – назад. Третий и пятый танки следуют за мной. Дистанция при остановке та же. Третий, остановившись, поворачивает башню влево, пятый – назад.

– Есть, оббежать все танки, – сказал довольный поручением Колька и, как и положено, повторил приказ.

– Да оставь ты свою железяку системы Браунинга, – ухмыльнулся Персов, – не украду. Положи на башню.

Колька с облегчением скинул на крышу башни свой поднадоевший трофей, спрыгнул вниз и побежал передавать приказ комбата. Вернулся, влез на башню, но пулемет больше на себя уже не вешал – просто придерживал его рукой. Командирский танк осторожно съехал с переезда и медленно залязгал траками вдоль путей.

– Гурин, – позвал сквозь лязг гусениц комбат, – звать-то тебя как?

– Колька, товарищ комбат, то есть Коля. Николай.

– Что-то я тебя не припоминаю. На сборы призвали?

– Так точно. На сборы.

– Погоди, так это тебя Иванов на своего прежнего водителя сменял?

– Меня, – обрадовался своей скромной известности Колька.

– А после окончания сборов остаться служить не хочешь? Стать кадровым красноармейцем?

– Да, – смутился Колька, – я об этом, как-то еще не думал.

– Сам-то откуда будешь?

– Из Харькова.

– Да ты что! И я из Харькова. Родился там и вырос. Где работаешь?

– Шофер я. На нашем паровозостроительном полуторку вожу.

– Вот совпадение. А у моих родителей сосед по квартире тоже там на полуторке шоферит. Случайно не знаком? Нефедов Саша?

– Да вы что! – теперь уже удивился Колька. – Товарищ майор, Сашка Нефедов ваш сосед? Это ж мой лучший друг. Мы с ним еще в Куряжской колонии подружились. И на завод вместе пришли. И жену его Клаву я хорошо знаю. Свидетелем у них в ЗАГСе был.

– Вот так совпадение, – тоже обрадовался Персов. – Я Сашу видел как раз в конце августа, когда в Харькове в командировке был. Отошел он уже после своей аварии? Память вернулась?

– Так вы ничего не знаете? – помрачнел Колька.

– Чего не знаю?

– Пропал Сашка. В начале сентября как-то странно пропал. Вдруг оставил Клаве непонятное письмо и пропал. А, скорее всего, арестован. Потом взяли всех, кто с ним был близок: и Клаву, и меня, и начальника нашего цеха и еще многих других. Через несколько дней внезапно, без объяснений, выпустили. Всех, как я понял, кого по его делу брали, выпустили. А сам Сашка так и не вернулся. Что с ним? Меня, как выпустили, буквально на второй день на учебные сборы призвали. К вам. Больше я ничего и не знаю.

– А соседей его по квартире не брали? – забеспокоился помрачневший майор.

– Вроде, нет. Я когда вышел, заходил к Клаве. Надеялся – и Сашка вернулся. Соседей по квартире не арестовывали. Это точно! Я вспомнил. С мамашей вашей, бабой Раей, вы, кстати, на нее похожи (я даже иногда думал: кого вы мне напоминаете?), я столкнулся в коридоре и поздоровался. Мы с ней знакомы.

– Ясно, – кивнул слегка успокоенный Персов. – Стой! – крикнул уже своему мехводу и поднял руку вверх остальным экипажам.

Танки замерли, плавно качнувшись на гусеницах; фары погасли; уставшие на марше перегретые моторы перестали гудеть; и в наступившей тишине до Кольки отчетливо донесся скрип разворачивающихся в нужных направлениях орудийных башен.

– Ну что, земляк, – обратился Персов к Кольке. – Веди к своему командиру. Пулемет свой не забудь. Который системы Браунинга.

И Колька, закинув за плечо опостылевший трофей, повел спрыгнувшего с танка майора к своему броневику. Радостный Иванов уже спешил на встречу. Требования устава слегка похерили оба – честь никто никому не отдавал – командиры ограничились лишь крепким рукопожатием. Лейтенант оперативно ввел майора в курс дела и в конце добавил:

– Вы уж извините, товарищ командир, но я полякам представился вашим званием и должностью. Для большей, так сказать, солидности. Петлицы под комбинезон спрятал и представился.

– Ну, – сверкнул в темноте желтизной прокуренных зубов Персов, – если для солидности, то можно. Только кто теперь, по-твоему, буду я? Полковник? Или сразу комбриг?

– А вы оставайтесь, как и я, майором. Еще одним майором. Почему бы еще одному танковому батальону не прийти на подмогу нашему?

– И то верно. В первом танковом батальоне аж целых два бронеавтомобиля, а во втором – уже прогресс: пять легких танков! Ладно. Разберемся. О! Смотри. Что-то паны поляки забегали возле паровоза. Кто-то даже чем-то машет. Зовет, что ли?

– А! Это наш, то есть их, переводчик, – всмотрелся Иванов. – Поручик польский. По-русски пан хорошо говорит. Я через него с остальными и общался. Я им к нашим броневикам ближе подходить запретил и велел, если что надо, оттуда фуражкой помахать. Слушаются. Пойдемте, товарищ майор, к ним. Пообщаемся.

И они пообщались. Сначала через чернявого поручика-переводчика с белобрысым капитаном. Потом пришел не выспавшийся встревоженный пан полковник в накинутой на плечи, по случаю ночной прохлады, шинели. Зачем Советы подогнали к эшелонам танки? Да так, на всякий случай. Чтобы у панов поляков не возникло желание в потемках сделать какую-нибудь глупость, о которой оставшиеся в живых сами же потом будут жалеть. Полковник уже ни с кем советоваться не намеревался. Он просто пообещал сдаться всеми, как оказалось, четырьмя эшелонами. Но только утром. Пусть солдаты выспятся спокойно перед пленом. Да и темно к тому же. К чему спешить? Никто уже на запад не едет. Котлы в паровозах потушить? Хорошо. Встречаемся на этом месте завтра, нет, уже сегодня в 6.00.