Мирные средства исчерпаны - [29]

Как просто пройти мимо этого крыльца! Но не в характере старшего лейтенанта останавливаться в самом начале пути только потому, что не видишь, что ждет тебя дальше. А дальше скорее всего должны ждать обязательные и громкие неприятности, которые, однако же, способны в дальнейшем трансформироваться и стать необходимым условием для достижения цели. Значит, надо подниматься на крыльцо.

И Валидов поднялся. Без видимой задержки толкнул дверь, хотя какой-то внутренний голос говорил, что остановиться еще не поздно и велика вероятность не выйти из этой двери. Не просто без наручников, а вообще живым. И никто не обвинил бы старшего лейтенанта в случае отказа. Никто, кроме него самого. Но это было бы отказом и от продолжения начатого, и от будущих перспектив. Перспектива приходит к лучшим, а стать лучшим, не рискуя, невозможно. Без этого офицер остается до конца своей службы на обычных командных должностях, хотя по-прежнему называется военным разведчиком. А состоять только на командной должности – это лишь маленькая грань службы военного разведчика и диверсанта. Незначительная часть большой и обширной службы. А что там, за гранью командной должности, знают только те, кто эту грань переступил. И переступить ее можно было только вот так, перешагнув через этот порог, который кажется вдруг необычайно высоким, как полевое препятствие, как заграждение.

Створки из толстого и, возможно, бронированного стекла открылись тяжело. Бегом через эти двери не пробежишь, и любая атака через них легко захлебнется. Возможно, двери умышленно делали такие. Впрочем, у боевиков всегда найдется хотя бы разовый гранатомет «Муха», способный разрушить такую преграду. Тем не менее любое препятствие всегда дает шанс подготовиться к атаке и отразить ее.

Майор Мухаммадгафуров стоял почти сразу за дверьми и стоял так, словно готовился к идущей на него танковой атаке. Правда, противотанкового оружия он не подготовил, но автомат имел и сам выглядел устрашающе. Довольно крупный от природы, он буквально возвышался на пороге, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Когда старший лейтенант Валидов вошел, майор позу сменил, но в его попытке выглядеть насмешливо проглядывали суетливая неуверенность и растерянность.

– Пойдем, старлей, ко мне в кабинет, там все и обговорим.

Дежурный бросил короткий взгляд на автомат старшего лейтенанта: вероятно, здесь было правило, согласно которому посторонние не имели права входить в здание с оружием. Но Мухаммадгафуров сделал знак рукой, показывая, что обладатель автомата находится под его покровительством.

Кабинет майора располагался на третьем этаже в торце здания, был тесноватым даже для него одного, и ничего странного не было в том, что майор проводил перед операцией «оперативку» в одном из кабинетов штаба «краповых».

– Присаживайся, – показал он на стул между своим столом и металлическим несгораемым ящиком, которые почему-то принято именовать сейфами, а сам уселся на свое законное место, выдвинул ящик стола и, заглянув туда, спросил: – Что-то ты мне, помнится, рассказать хотел…

– Я? – искренне удивился Валидов, приставляя к стене свой автомат. – Я ничего рассказывать не хотел. Это вы меня, товарищ майор, пригласили, чтобы что-то сказать или чаем напоить.

– Нет у меня чаю. Чайник такой, что «пробки» на всем этаже сразу выбивает. Пришлось домой его отнести, в гараже пристроить. Я свою машину всегда только сам ремонтирую. А когда устану, люблю чайку попить, – разболтался майор, желая, видимо, и старшего лейтенанта подтолкнуть к болтливости. – Так где, старлей, машина?

– Какая машина? Наш грузовик? Он к вам отношения не имеет.

– Не валяй дурака. Мне ваш грузовик до… Сам понимаешь, до чего. Я про «Тойоту» спрашиваю. «Хайлендер», или как там она называется по-ихнему…

– Как стояла, так и стоит в трех кварталах отсюда, за углом.

– Вот как? А что же водитель не едет, где его ждут?

– Не могу знать, товарищ майор, – пожал плечами Валидов. – Пытался, помнится, спросить что-то, кажется, насчет погоды, а он по-русски не понимает и дагестанский ни разу в жизни не слышал.

– Он – иранский азербайджанец, – пояснил Мухаммадгафуров. – Ты знаешь, что в Иране азербайджанцев больше, чем в самом Азербайджане?

– Слышал.

– А азербайджанцы дагестанский обычно понимают, даже иранские азербайджанцы. Языки-то родственные. Не знаю уж, как ты не сумел объясниться.

– Ну, может быть, он сам себя за язык укусил, потому и не разговаривает, – предположил старший лейтенант. – Не знаю. Его надо спрашивать.

– А где его найти? Как спросить? – наконец-то задал Мухаммадгафуров свой главный вопрос, к которому и вел разговор.

– Наверное, уже встал и сел в машину. Долго лежать на асфальте неудобно, можно бока отлежать. Жестко там, мне так кажется. Он вел себя очень плохо, руками размахивал, нож вытащил… – Старший лейтенант вовремя вспомнил, что в машине у иранского азербайджанца в самом деле был большой нож, точно такой же, как у самого майора полицейского спецназа, и добавил: – Точно такой же, как у вас, товарищ майор. И такой же бестолковый. Он начал ножом махать, и мой сержант аккуратно так ему въехал, чтобы на нож не упал.