Мирное время - [22]

Его все больше тянуло к Ходыче. Но девушка упорно сопротивлялась всем его попыткам сблизиться. Николая это раздражало, злило, но в то же время повышало его уважение к ней.

Ему хотелось поскорее осуществить свои давнишние мечты о карьере, занять высокий пост, чтобы завоевать эту непокорную черноглазую девушку. Конечно, она недоступна только потому, что он - всего-навсего обыкновенный бухгалтер. Занимай он крупный пост - она бы не устояла!

И тогда все свои усилия Николай направил на получение должности главного бухгалтера - усач переходил в другое учреждение. Поначалу дело шло хорошо, но в последнюю минуту все рухнуло. Из Москвы приехал молодой длинноносый человек, только что окончивший высшее учебное заведение. Его и назначили главным бухгалтером Наркомата.

Николай чуть не заплакал от обиды и огорчения. Потрясенный неудачей, он сослался на малярию и ушел домой, не дожидаясь конца занятий. По дороге он выпил в столовой несколько рюмок водки и дома завалился спать.

Проснулся он поздно утром. Был выходной день. Горькие мысли бродили в голове, мучило одиночество. Послышались голоса у дверей. Спрашивали Николая. Пришли рыжий счетовод Рожкин, экспедитор, он же завхоз, - Канюхин. Они узнали о болезни Николая и решили его проведать. На всякий случай "для лечения" захватили с собой водку и закуску...

Николай снова выпил и быстро захмелел.

Незаметно наступил вечер.

Экспедитор и завхоз тоже опьянели. Они рассказывали анекдоты, вспоминали о своих любовных похождениях, потом начали подтрунивать над Николаем - его отношением к Ходыче. Удивлялись, что он - такая умницa, красавец, почти главный бухгалтер, - не может справиться с какой-то девчонкой.

- Плюнь ты на нее, - изрек Рожкин, - мало тебе девок, что ли. Пойдем-ка выпьем. Тут у нас есть одно чудное местечко... - И Рожкин облизал свой измазанный сардинами жирный палец.

Николай хмуро молчал.

- Пойдем, пойдем, - пристал Канюхин. - Там и выпьем и закусим.

Николай встал.

- Пойдем, - мрачно сказал он.

Все оделись и вышли.

На улице было темно. Моросил мелкий осенний дождь. Собутыльники осторожно обходили лужи, поминутно хватались за мокрые глиняные заборы. Они прошли несколько кривых переулков и остановились у маленькой хибарки с крохотным окошком, едва освещенным керосиновой лампой.

- Здесь, кажется, - сказал Рожкин и постучал.

Дверь открыла толстая женщина с рыхлым оплывшим лицом. Собутыльники вошли в маленькую комнату, перегороженную ситцевой занавеской.

- Садись, друзья! - скомандовал Рожкин и вышел с хозяйкой в сени. Вскоре на столе появились бутылки и закуска. Продрогший на улице Николай залпом выпил стакан водки. Горячая жидкость разлилась по телу, в голове зашумело. Рожкин пил, рассказывал анекдоты и сам громко смеялся. Потом они с Канюхиным перемигнулись и снова заговорили о Николае и Ходыче. Рожкин рассказывал о девушке всевозможные, тут же придуманные грязные истории. Канюхин хохотал и ехидно поглядывал на Николая.

Ходыча проснулась от стука в окно. Все это стало для нее настолько привычным, что она не обратила внимания на шум у двери, а потом - за столом, и только странно знакомый голос заставил ее прислушаться к тому, что творилось за занавеской. Внезапно у нее сжалось сердце. Кровь прилила к голове, ноги стали будто чужие. Ходыча села на кровати. Ошибиться она не могла. Это Николай. Ее Николай. В этот момент девушка услышала свое имя, его произнес пьяный, неизвестный ей человек. А потом он начал говорить о ней такое, что Ходыча окаменела от стыда и изумления.

А Николай? Девушка ждала, что вот сейчас он встанет, отшвырнет стол, зазвенит падающая на пол посуда, и он одним ударом убьет оскорбителя. Но Николай молчал, видимо, слушал. А потом он заговорил - также грязно и оскорбительно, как и его собеседник. Но тот был чужим человеком, а Николай... ведь этого человека она любила...

Ходыча больше не могла терпеть. Она вскочила с кровати и, отдернув занавеску, вышла на середину комнаты. Ее появление было так неожиданно, что у Канюхина выпал из рук стакан, а Рожкин умолк на полуслове. Николай увидел ее и побледнел.

- Подлец! - закричала Ходыча. - Так вот ты какой!

Девушка бросилась к нему и яростно ударила по щеке. Николай пошатнулся и, схватившись за скатерть, потянул ее вниз.

Ходыча выбежала из комнаты. Гнев и рыдания душили ее, никогда она еще так не чувствовала своего одиночества. На улице моросил мелкий осенний дождь.

Ходыча перестала замечать Николая. Он с виноватым видом вертелся около девушки, здоровался по пять раз в день, заискивающе улыбался. Она сухо отвечала на приветствия, смотрела куда-то мимо Николая и молчала. Из Наркомата она уходила, когда Николая не было поблизости. Сослуживцы удивлялись, подсмеивались над ней, над Николаем, потом замолчали.

Как-то вечером, когда Ходыча шла домой, ее догнал Николай. Он давно не брился, похудел, осунулся.

- Ходыча, - сказал он тихо, - каждому подсудимому дают последнее слово. Ты должна меня выслушать.

Ходыча остановилась, резко повернулась и посмотрела Николаю в глаза.

- Хорошо, - сказала она. - Говори.

- Пойдем. - Он осторожно взял девушку за локоть и повел вдоль по улице. Молча подошли они к обрыву. Внизу шумела река Николай быстро заговорил: