Миражи - [21]

шатуном.

Она позволяет нам, лилипутам, подкрасться поближе, потрогать снежную

простыню (белизны - до боли в глазах) или даже ковырнуть рыбацким

буравчиком свою толстенную шкуру. Медведица эта российская добродушна,

спокойна и величава. До времени сосредоточенно спит.

*

ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ

Посмотрел старую видеозапись и будто снова встретился с повелителем

расстроенной и донельзя обшарпанной гитары.

И еще - с его "полочной" песней об апокалиптических всадниках и

пулях, выпущенных в людей Судьбою. Это - предельно современная баллада о

нас. И еще - об ответственности и сопричастности ко всему происходящему

вокруг - тому, что безжалостно терзает нашу роскошную, бедную землю.

Новое откровение и постижение бессмертной души.

Близко видел беспокойные глаза Высоцкого. Подергивание жилки у

левого (как бы незрячего) глаза. Бесконечно усталые руки, держащие гитару,

словно родничковую воду в горсти.

Действительно, он вошел в наши дома и в наши сердца словно близкий и

давний незнакомый-знакомец.

Как будто все предчувствовал и предвидел.

*

ДОМ НА СЛЕЗАХ

Шикарный санаторный корпус, построенный за счет средств, недоданных

детям и старикам, стоит вот уже семнадцатый год, а все новенький - словно

только-только с иголки. Говорят, что весь секрет - в "нестареющем"

кирпиче. Дом на слезах.

Правда, строители пока строили и отделывали под орех это компактное

чудо, сгноили, довели до гниения и преждевременной смерти соседнюю дачурку

- уникальный образчик местного зодчества. Снимем деревянные шляпы с таких

же голов и почтим ее память молчанием. Крушить - не строить.

*

ЗИМА В ЗЕНИТЕ

Зима недавно перевалила в зенит и теперь, суетясь и причитая,

сокрушаясь о близком собственном увядании, несмотря на сочные и румяные

щечки "кровь с молоком", нехотя двинулась на встречу с конкуренткой

молодкой Весною.

Быстро мерзнущие облачка дыхания - словно колечки курильщиков

(конструкции "вешай топор") - зависают над тропкой и с легким звуком

опадают за спиной, разбиваясь о встречный нежный ледок тщательно

протромбованных дорожек.

Тело предельно устало от наручников и цепей тяжкой зимней одежды и

ждет-не-дождется, когда же оно вырвется из рукавов навстречу весеннему

солнцу, простудам и хитрому, обманчивому теплу.

В это, еще пронизываемое холодом время, хочется хоть немного

почувствовать себя вольным стрелком, убегающим зверем и вообще

безлошадным. Так, впрочем, и есть.

*

БЕЛАЯ ЛОШАДЬ

На обратном пути из леса у меня за спиной кто-то зафыркал, забил

копытами о леденеющий дорожный снег.

Противно заскрипели полозья.

Догадался сразу и не поленился оглянуться - поприветствовать.

Действительно, Белая лошадь.

Но почему же ты, голуба, без легоньких крыльев, а совсем наоборот

в хомуте, понурая, да еще и с гружеными - правда, довольно изящными

санками позади?

Сани юзят.

Пар рвется из всех четырех ноздрей.

Возница сегодня веселый, он подмигивает твоему крупу - наверное, под

шофе.

Я залюбовался грациозностью лета: и твоего и саней.

Вдруг все звуки пропали и ты начала взлетать. Даром, что дорога

все в гору. А ведь так действительно взлетишь до звезды.

Постой, опять не попросил у пьяного возчика взять меня с собою в

этот размерный, бедовый и постоянно восходящий путь.

Вот уже и скрылась.

Постепенно все стихло.

А вдруг тебя больше не встречу?

*

СТАРОСТИН ДОМ

Сегодня мы хотели посетить необычный музей, но увидели лишь

обгоревший его остов. Старожилы Верхних Троиц рассказывают, что будущий

староста в четырнадцать лет покинул родные места, и вместе с семьей

помещика в качестве "мальчика для домашних услуг" переехал в столицу.

Прослужил он у этого помещика около четырех лет. Рано начал ходить с

тростью, ссылаясь на то, что однажды был жестоко избит в тюрьме. Но тогда

остался жив, так как его камера была последней и истязатели притомились.

Много стерпел в этой бурной жизни староста и наверно за это долго

сидел добродушного вида твердокаменный старичок в центре Первопрестольной

в самом начале проспекта с одноименной этикеткой. Но в родные места

последние десять лет его жизни приезжала только жена. А в майскую ночь

восемьдесят девятого заполыхал в Верхних Троицах подожженный крестьянами

бывший старостин дом...

*

ТЕРЕМОК

"Пятая" дача горела впервые еще до войны. Но и сегодня она

по-прежнему воздушна и элегантна.

Есть в ней задумчивая комната - для гостей. В углу поблескивает

сигнализация - неусыпно, словно вечный огонь. Вторая комнатка

старостина.

Проходной коридор к ней - обширная столовая. Сияют кобальт и

подлинный севрский фарфор, тесно окружают стол и жмутся вдоль стены

инкрустированные, трофейные стулья из дуба. Огромный серебряный подсвечник

"на копытах" придавил коренастый комод.

Вольготно и гордо стоящие вазы - также трофейные. Одинокая старая

чаша на столе: кобальт с тусклым золотом. А на втором этаже поражает

роскошный туркменский ковер ювелирной ручной работы на сто двадцать клейм.

Цвета там, правда, немного сбиты - он кроваво-красный, будто всю Туркмению

засыпал кровавый песок Кзыл-Кума.

Общая архитектура нашей дачки замечательна. Все комнаты, как тогда

было принято, интимно затемнены. Белый свет застят могучие сосны и туя.