Миражи - [42]

– Да, спасибо, Мэгги. Не знаю пока, как у меня сложится. Я взял в больнице отпуск на три недели, но собирался еще заехать к друзьям в Эдинбург на несколько дней. В общем, посмотрим.

– Отлично. Генри не появится до середины месяца. – Она улыбнулась. – Чувствуй себя как дома. Тут есть где разгуляться. Усадьба Ричарда тоже в твоем распоряжении.

– Великолепно. Благодарю.

– А теперь, любезный братец, мне надо пойти переодеться. Сегодня льет как из ведра, я вся промокла. От меня псиной воняет! – Она фыркнула. – Допью у себя, пожалуй. Может, попозже увидимся?

– Вряд ли, я хочу сегодня пораньше лечь.

– Ну, как знаешь. – Она встала и послала ему воздушный поцелуй. – Привет, дорогой. Отсыпайся и отъедайся в свое удовольствие. Ты знаешь, где что взять.

И, махнув на прощанье рукой, она выплыла из кабинета мужа.

Патрик вытянул ноги, блаженно перекатил в руках стакан и, наслаждаясь каминным теплом, закрыл глаза.

Его разбудил неясный шум в той стороне дома, где находилась кухня – неподалеку от кабинета. Патрик решил встать и разузнать, в чем дело. Он потерял всякое представление о времени – часы его отсырели, когда он купал Софи, и остановились. Но, судя по тому, как потемнело до черноты небо за окном, он понял, что уже довольно поздний час. Сперва он подошел к окну и задернул шторы и потом вышел из кабинета и направился туда, откуда слышался шум.

– Привет!

Он не сразу произнес это слово, а сначала молча постоял, глядя, как Франческа занимается стряпней. Она тихонько напевала – едва слышно, явно не желая, чтобы ее услышали. Двигалась она легко и грациозно. Несмотря на больную ногу, ее походка и жесты были естественны и изящны – это был дар природы.

Голос Патрика испугал девушку. Она вздрогнула.

– Ах, это вы! Привет!

Она оторвалась от своего занятия и стояла в оцепенении, справляясь с волной страха, который поднялся откуда-то из глубины. Прошлое никак не хотело ее отпускать.

– Извините, я вас напугал.

– Ничего.

Он прошел в кухню и пододвинул стул к длинному дубовому столу, за которым она работала.

– Как вы себя чувствуете?

– Хорошо.

– А который час? Интересно, сколько же я проспал?

Франческа посмотрела на большие стенные часы. Он проследил за ее взглядом.

– Бог ты мой! А мне казалось, я только чуть вздремнул.

Часы показывали девять.

– Как же обошлось без чтения на ночь и ужина в постели?

– Я отнесла им ужин и сказала, что вы заснули.

– Спасибо.

Другая на ее месте не обошлась бы без упреков, подумал он.

– Ну и что же мои племянницы – ворчали?

Она улыбнулась. Улыбка удивительно шла к ее лицу. Какая все же она славная, опять подумал он, и совсем не кокетка.

– Нисколько, – ответила она. – Я сказала, что раз вы вечером рано уснули, значит, рано проснетесь и у вас будет больше времени, чтобы с ними поиграть.

Он засмеялся.

– И они на это купились?

– Да, они такие доверчивые.

– Это правда.

Франческа вновь занялась стряпней.

– А что вы готовите?

– Никак не могу вспомнить, как это называется по-английски. – Она на секунду задумалась. – Такое, знаете, мясо с овощами.

– А, жаркое!

Он заметил, как она внезапно поморщилась от боли. Все-таки не стоило бы ей сейчас много двигаться. Он поднялся и, обойдя стол, стал рядом с ней.

– Не хочу хвастаться, но жаркое – это мой коронный номер. – Он улыбнулся, а она, не сразу поняв смысл его слов, тоже улыбнулась в ответ. – Так что почему бы вам не дать отдых вашей щиколотке и развлекать меня разговорами, пока я буду заниматься своим любимым делом?

Она не могла понять – шутит он или говорит всерьез, и стояла в нерешительности, не желая оказаться в дураках.

– Выполняйте распоряжение, – сказал он с притворной строгостью, – и не пытайтесь сделать вид, что ваша нога в полном порядке. Вывих – штука коварная, я знаю…

– …Ведь я доктор, – закончила она, подражая Милли и Софи, и оба рассмеялись. Она отошла от стола и села. Он был прав, нога в самом деле сильно заныла.

– Итак, Франческа, – сказал он, принимаясь за разделку мяса, – расскажите мне о себе, и об Италии, и о том, чем вы занимаетесь с моими племянницами здесь, в Шотландии. Я хочу знать абсолютно все.

Однако после ужина он вдруг понял, что узнать ему не удалось почти ничего. Он почувствовал себя в ее компании так беззаботно и легко, что сам болтал без умолку, что было ему совсем не свойственно. Он поведал ей о детстве, проведенном в Ирландии, об отце, который загубил себя алкоголем. Объяснил, сколь многим он обязан леди Маргарет, как она заботилась о нем, платила за его образование и вообще, была не только сестрой, но и матерью. Потом он рассказал о годах учения на медицинском факультете, о мечтах и надеждах. А Франческа внимательно слушала, втайне довольная тем, что ей не приходится самой выкладывать ему подноготную, позволяя ему сказать о себе столько, сколько ему захочется. Она ничего не ждала и не требовала от него. А для такого человека, как Патрик Девлин, в его тридцать три года, с привлекательной внешностью, неотразимым обаянием, со связями и перспективным будущим, такое отношение было в диковину.

Он привык общаться с богатыми и пустыми красотками, которых интересовало в нем только одно – сколько можно из него вытянуть для своей корысти. Он даже не осуждал их, потому что и сам не слишком церемонился с этими бездушными куклами, но потом, когда приходила пора расставаться, всегда испытывал чувство опустошенности.