Миражи - [14]

– Да, я бы поел чего-нибудь, – кивнул он.

– Отлично.

Энцо вытер руки тряпицей и принес корзинку. Они с братом пошли вдоль ряда, выбирая местечко потенистей. Энцо сел первым. Ну что ж, подумал он, все хорошо взвешено, ничего лишнего он себе не позволяет, Джованни не на чем его поймать.

– Вкусно твоя жена готовит, – сказал он, выкладывая еду на салфетку. – Удачно ты женился, правда?

Джованни промолчал. Вместо ответа он взял бутылку вина, порядочно отпил из нее и вытер рот рукавом. Энцо искоса наблюдал за ним, замечая, как брат багровеет от злости.

– Счастливчик же ты! – продолжал он как ни в чем не бывало. – Женатый человек. И Франческе повезло. Она, по-моему, очень довольна.

Джованни молча кивнул и принялся есть. Он был не расположен к болтовне – да и чего хорошего мог бы он сказать? Энцо в душе ликовал. Он наслаждался унижением брата – сам нахлебался унижений по уши. Теперь он с удовольствием мучил другого.

– И о Беппе она заботится. Они так здорово поладили! – Энцо почувствовал, что его удар наконец достиг цели. Лицо брата резко изменилось. Острая игла ревности пронзила его сердце, это стало видно по выражению лица Джованни. Энцо впервые испытал сладость отмщения.

– Беппе? – Джованни перестал жевать. – Это ты о чем, что значит – поладили? – Он выпрямился и испытующе посмотрел на брата.

– Да ничего особенного… – начал было Энцо, но замолчал. Сперва он хотел объяснить, что, мол, просто хотел сказать, что меньший брат теперь под хорошим присмотром, вот и все. Но тут в его мозгу родилась новая мысль. А что плохого, если Беппе попадет под подозрение? Ревность – великая сила, это он хорошо знал по себе. И секунду помолчав, Энцо выбрал другую тактику. Да у него уже и не было выбора. Добиваясь Франчески, он готов был идти на все. Теперь им владела только одна страсть – добиться этой женщины любой ценой. И он всецело подчинился голосу этой страсти. – В общем, ничего, – сказал он наконец. По выражению лица брата он понял, что от подозрения тот не избавился, хотя что-то ему пока мешало полностью поверить в неверность жены.

– Ты говоришь, поладили?

Энцо кивнул.

– Черт подери!

Джованни еще хлебнул из бутылки и поднялся.

– Эй, ты куда! А обед? – Энцо смотрел на грузную фигуру брата и впервые не чувствовал никакого страха перед ним.

– Я не голоден, – ответил Джованни. Он опять отхлебнул вина и пошел прочь. – Дома увидимся. Не опаздывай на ужин!

И он скрылся в винограднике.

Рассвет в южной Италии в это время года наступает в пять часов. Оранжевое солнце появляется из-за кромки моря, окрашивая небо сначала в золотистый, а потом в огненно-красный цвет, заливая воду и землю радужным светом.

Франческа вставала рано, всегда раньше Джованни, который с перепою никак не мог продрать глаза. В эти ранние утренние часы она любила помечтать, подумать не о том, кто она такая и что за жизнь ее окружает, а о том, кем она могла бы быть в некоем несуществующем, но настолько реальном для нее мире, что она не отличала его от повседневного.

Все свои фантазии она переносила в небольшой блокнот, с которым никогда не расставалась. Всю свою боль и все обиды она переплавляла в карандашные наброски и цветные картинки. Из уродливой обыденности она творила красоту. Из непроглядного мрака, который окружал ее каждый день, она черпала никому не видимый свет и наполняла им тот воображаемый мир, куда уходила от грубой действительности, мир, который целиком принадлежал ей одной. Франческа часто вспоминала отца, думала о его непонятном исчезновении. Его поступок казался ей не проявлением слабости, не трусливым бегством жалкого существа, совершившего трагическую ошибку, а деянием, потребовавшим от этого человека великого мужества. Она облекала образ отца ореолом фантазии; это помогало ей смириться со своим беспросветным одиночеством.

Да, жизнь была груба и тяжела, и выносить ее день за днем можно было, лишь веря в иную жизнь, лучшую, которая, увы, существовала только в воображении.

В это воскресное утро Франческа проснулась как всегда рано и посмотрела в окно на небо, пытаясь забыться, отдаться воображению, отогнать от себя видения прошлой ночи.

Но ей не удалось это сделать.

В последнее время это бегство в свой уединенный мир удавалось ей все хуже. Джованни с каждым днем становился озлобленней, и она ужасно боялась его. Просто не знала, куда деваться от страха.

Легонько повернувшись в постели, Франческа почувствовала сильную боль в спине и на бедрах. Это были следы вчерашних побоев. Все тело болело. Франческа выпростала руку, чтобы поправить одеяло. Рука была черной от синяков до самого плеча. Неожиданно проснулся Джованни. Франческа застыла от страха.

– Какого черта… – буркнул он, глядя на жену сквозь полуприкрытые веки. – Чего тебе неймется, спи давай.

Он повернулся на бок, спиной к ней.

– И не ерзай. А то…

Дождавшись, пока он снова погрузился в сон, она тихонько вылезла из постели и на цыпочках пошла к шкафу, где висела ее одежда. Джованни вдруг заворочался, и она стала как вкопанная. Но он тут же снова захрапел, и она успокоилась.

Бесшумно одевшись, Франческа нашарила в шкафу под стопкой белья свой альбом, подкралась к двери, приотворила ее и выскользнула из спальни на площадку. Осталось только спуститься по лестнице. Ей не терпелось как можно скорее оказаться подальше от мужа, остаться одной и предаться своим мечтам.