Мираж - [4]

— Нет, сэр. Мне кажется, не надо их сейчас дразнить. Может, там действительно порядок.

— Кейт, — вступил в разговор Питер Уэбб, — у меня к тебе личная просьба. Останься здесь — на случай, если турок вновь вызовет. Говори с ним спокойно, соглашайся со всем. И переключи их канал на мой кабинет. Хорошо?

Кейта Эстеса просило об этом одолжении начальство, и, разумеется, он не мог отказать. Подумать только: его просили, ему не приказывали. И потом, он уже чувствовал какую-то ответственность за судьбу летевших. Наверно, потому, что первым отозвался на вызов захваченного неизвестно кем и для чего самолета. Он не хотел бы быть в нем, но много бы отдал, чтобы знать, что́ сейчас там происходит.

«Да, и еще, — с тревогой подумал Эстес. — Сообщить ли об этом своему приятелю из «Вашингтон трибюн»? Он много даст за новость, только не влетит ли мне от начальства? Надо подождать, пока самолет не сядет…»

В САМОЛЕТЕ действительно был порядок. Все точно так же, если не считать того, что в голове каждого салона и у входа в пилотскую кабину стояли, напряженно вглядываясь в пассажиров, восточного типа молодые люди. Свет был включен на полную мощность, и со стороны могло показаться странным, что пассажиры сидят не шевелясь, никто из них даже не пытается закурить, и все они уставились в спинки кресел. Им все уже сказали. О захвате самолета, на котором они летели, не знали только трое: дипкурьеры Ральф Корсилья, Сид Грюнер и стюардесса Карен Логан, безмятежно спавшая в кресле.

ДЖОН ГРОНУСКИ подошел к окну. С одиннадцатого этажа гостиницы «Лонгфелло», где разместился Совет по международному радиовещанию, открывался прекрасный вид на зимний Вашингтон. Ему нравились послеобеденные часы, когда затихал поток посетителей и перезвон телефонов и можно было побыть наедине со своими мыслями.

Подумать было о чем. Истекал трехгодичный срок его полномочий председателя СМР[1]. Скоро преемник Гронуски займет этот просторный кабинет, который стал так привычен, что и расставаться не хочется. Нет, не будущее волновало, а настоящее: беспокоила Джона информация, поступающая в виде телеграмм и телефонных звонков.

Дефицит бюджета подчиненных ему радиостанций РСЕ—РС[2] на предстоящий финансовый год тревожил его, а отдел управления и бюджета министерства финансов, да и конгресс пытаются урезать и без того скудные субсидии, подъедаемые инфляцией. Все попытки выбить дополнительные ассигнования успеха не имели. Началась пора невезения с декабря 1979 года, когда не удалось получить дополнительных средств на покрытие дефицита в 500 тысяч долларов, возникшего в связи с открытием филиала РСЕ в Португалии.

А дальше пошло-поехало. Не отпустили дотаций для выплаты пособий увольняемым сотрудникам. Вот оно, влияние разрядки! Чем теплее политический климат и доверие в Европе, тем очевиднее становится никчемность РСЕ—РС и тем скупее становятся конгрессмены.

Хотя, если уж говорить откровенно, подписание Заключительного акта в Хельсинки не отразилось на тоне передач РСЕ—РС: заслуга, которую Джон мысленно приписывал себе. Тезисы пропаганды были теми же, что и десять лет назад.

Как тезисы, такой же десятилетней давности была и аппаратура на радиостанции. Вот опять Гленн Фергюссон, президент РСЕ—РС, прислал заявку: необходима замена не менее 10 передатчиков, затем длинный список студийного оборудования и в конце просьба о выделении средств на новую телефонную станцию. Кругом одни требования, заявки, обращения. Как будто не знают, как туго с финансами.

Гронуски отошел от окна и плюхнулся в кресло.

Случилась бы какая-нибудь встряска в Европе, продолжал он свои невеселые размышления, землетрясение в Мюнхене, наводнение, что ли, либо смерч прошел бы по Английскому парку, снес бы часть здания РСЕ—РС, да еще с человеческими жертвами, тут бы конгресс бросился на помощь пострадавшим, открыл бы мошну, и дышать стало бы легче. «Бы» — все это из области утопий. Единственная надежда на польские дела. Там что-то заваривается. И Фергюссон мыслит точно так же: подал предложения о новых направлениях радиопропаганды.

Джон надел очки и еще раз пробежал меморандум президента РСЕ—РС. Четыре последних пункта были особо интересными:

«Пропаганда тезиса о том, что в Польше существуют широкая политическая оппозиция и общественное недовольство политикой партии и правительства. Основанием для недовольства служит отсутствие перспективы экономического развития, гражданских и демократических свобод, а также невозможность свободной деятельности католической церкви.

Популяризация лозунга о растущем значении рабочего класса в Польше как базы оппозиционных сил (РСЕ—РС намерена ориентироваться на большие предприятия, где, по нашему мнению, имеются наиболее ярко выраженные недовольства, основанные на определенных материальных трудностях).

Использование тезиса о необходимости сотрудничества рабочего класса с польской интеллигенцией в деле выявления прямой связи между отсутствием свобод и экономическими трудностями (лозунг «Нет хлеба без свободы»).

Пропаганда пожеланий, конечной целью которой являются «подсказки», касающиеся экономической модели, демократизации социализма и гражданских свобод (темы, которые, по нашему мнению, должны стать предметом консультаций между правительством и обществом)».