Мираж - [41]

— Но на меня падет вся ответственность, — с ударением возразил Зоннек. — Повторяю, я не могу сделать этого. Выпросите у отца разрешение на это последнее свидание, и я готов устроить его, тайком же — нет!

— Но если я вас прошу, умоляю вас! Боже мой, ведь в том, чего я прошу, нет ничего дурного! Я не могу требовать от Рейнгарда, чтобы он пришел в дом, где с ним так обошлись; если же он уедет теперь с такой горечью в душе, то уедет навсегда. Я хочу только видеть его еще раз, сказать ему, что останусь ему верна, несмотря ни на что, что бы ни делали для того, чтобы разлучить нас, что я принадлежу ему навеки. Вы знали меня ребенком, любили меня, как отец; неужели вы откажете мне в моей первой и единственной просьбе?

Ее голос дрожал, полный страха и трогательной мольбы, а из глаз, устремленных на Зоннека, катились горячие слезы. Он с трудом справлялся со своим волнением; мягко взяв руки молодой девушки, он сжал их в своих.

— Не считайте меня черствым и жестоким, Зинаида, если я все-таки откажу. Я сам получил когда-то жестокий урок. Точно так же, как вы теперь, меня просил мой друг; он был самым дорогим для меня человеком, а его невесту, которую разлучала с ним воля отца, я любил как сестру. Я уступил, устроил им тайное свидание, и это окончилось несчастьем. Отец бросил мне в лицо упрек, обвиняя во всем меня. Раз я вмешался в чужую жизнь, вторично я этого не сделаю; урок был слишком жесток.

Зинаида вдруг выдернула свои руки, резко отвернулась и отошла к окну.

— Хорошо, мы обойдемся без помощи.

— Что вы затеваете? — с тревогой спросил Зоннек.

— Ничего… так как вы отворачиваетесь от нас! — ответила она жестким голосом, но на ее лице появилось выражение отчаянной решимости.

Зоннек подошел к ней.

— Не предпринимайте ничего насильственного, Зинаида, прошу вас! Я пойду к вашему отцу и постараюсь уговорить его разрешить вам это последнее свидание. Может быть, мне это удастся.

Зинаида не ответила и как будто не слышала его слов, но когда он ушел, судорожно переплела пальцы рук, и из ее груди вырвался крик отчаяния:

— И он покинул меня! У меня нет теперь никого, кроме тебя, Рейнгард! Спаси меня… для самого себя!

Осмар тоже был в крайне возбужденном состоянии. Когда Зоннек вошел в кабинет, он торопливо встал из-за письменного стола, и пошел ему навстречу.

— Хорошо, что вы пришли, — сказал он, — нам нужно поговорить о вчерашнем неприятном происшествии.

— Я был у Зинаиды, — холодно и сдержанно ответил Зоннек. — Она прислала за мной, иначе я не пришел бы.

— Уж не намерены ли вы упрекать меня? — спросил консул, заметивший тон и сдержанность приятеля. — Скорее я имею на это право; вы все знали и не предупредили меня.

— Разве это было нужно? Я думаю, любовь вашей дочери и для вас не была тайной. Вы должны были знать о ней.

— Да, но я не считал ее чувства серьезными и опасными и ради вас, Зоннек, не хотел предпринимать ничего, что могло быть вам неприятно. Теперь, когда ваш фаворит забылся до такой степени, мне не оставалось ничего другого.

— Забылся? В первый раз слышу.

Осмар взглянул на него с удивлением.

— Я думал, что вам все известно. Эрвальд сделал формальное предложение.

— Совершенно верно. Что же дальше?

— Кажется, вы находите, что это в порядке вещей! — обиженно воскликнул консул. — Признаться, я не ожидал такой дерзости от молодого человека, единственная заслуга которого состоит в том, что он находится под вашим покровительством. По какому праву он осмеливается делать предложение моей дочери?

— По праву будущего, которое он завоюет, должен завоевать, если только останется жив; за это я ручаюсь.

— Вексель на будущее всегда представляет собой нечто сомнительное; в лучшем случае по нему будет уплачено через несколько лет. Я никогда не позволю дочери связать себя опрометчивым обещанием и жертвовать всей своей молодостью. Я не позволил бы этого, даже если бы речь шла о браке с человеком нашего круга, а в данном случае и рассуждать нечего. Кто такой этот Эрвальд? Его происхождение темное, прошлое — тоже; вы сами ничего о них не знаете. Вам и незачем наводить о них справки, когда вы выбираете себе товарищей для экспедиции; вам нужны только сила и смелость. Мне же при выборе зятя приходится руководствоваться совсем иными соображениями.

Зоннек молчал; он не мог оспаривать эту точку зрения, а то, что он знал о прошлом Рейнгарда, не могло обезоружить консула. Наконец он сказал:

— Я не говорю, что вы не имеете права отказать в руке вашей дочери, но это было сделано более чем бесцеремонно. Можно отказать человеку, но нельзя оскорблять его.

— Я хотел раз навсегда положить конец этой истории, — объяснил консул, чувствуя справедливость упрека. — Если бы я подозревал, что дело зайдет так далеко, то давно принял бы меры и избавил бы нас всех от тягостной катастрофы. Так Зинаида вызвала вас? Она рассчитывает на ваше влияние и просила вас быть посредником?

— Нет, она просила дать ей возможность увидеться с Рейнгардом.

— Она осмелилась на это? — вскрикнул Осмар испуганно и с негодованием.

— Она умоляла меня с настоящим отчаянием. Я отказался, но обещал попросить вас, чтобы вы разрешили свидание в моем присутствии.