Мираж - [7]

"Это тебя уже не касается", - говорю я.

"Пожалуй, верно", - он кивает, легко выпрямляется на ветке в полный рост и принимает позу Воина. Затем начинает бег Силы: с воздетыми руками, с павлиньим криком. Какое-то время спустя я уже не могу определить, есть ли Архип все еще там, на ветке, или его там нет. Как ушел Сигизмунд, я тем более не смог заметить. Да я его, можно сказать, и не видел.

... Тогда, на совете, они не стали слушать мои протесты, а с наступлением сумерек разбросали близ моего жилища маисовые зерна.

И я, бежавший из кабалы и искавший свободу, заработал Мираж.

Глава третья

МИРАЖ - 5

... Затем, что мудрость нам единая дана

Всему живущему идти путем зерна.

Владислав Ходасевич

Знающие и Видящие, Те, что в Пути, положиликонец моему безудержному "хочу", оставив в живых одну жажду. Волшебные зерна потребовали влаги.

Дальнейший рассказ затронет события сухого, холодного и солнечного дня, отполыхавшего уже после, недавно, когда дело успело зайти слишком далеко, но мне кажется, что он еще не истек и длится, застряв и топчась на бесконечной минуте. Тот миг, подобный то ли гигантской воронке, то ли вообще космической черной дыре, продолжает беззвучно всасывать время. И я надеюсь, что после того, как рванет динамит, мое ощущение так и пребудет растянутым на века.

Вот как начиналось то утро: я вышел из дома, кутаясь в старое пальто, сутулясь и втягивая голову в плечи. К тому времени мое понимание Свободы уже значительно сузилось и сводилось, в основном, к Миражу. Легкие, не по погоде выбранные ботинки с хрустом крошили лед подмерзших за ночь весенних луж. Слабый ветер беспомощно лип к небритым щекам. Сил пошевелить мои тяжелые от грязи, сальные патлы ему уже не хватало. Я несколько раз неспешно облизнул треснувшие губы и попробовал сплюнуть, но вышел только звук: сухой, хриплый, бесплотный.

Улица уже часа два как проснулась. На другой стороне в соборном молчании замерла похмельная троица. Повстречался спортивный мужчина, выгуливавший слюнявого боксера, а чуть дальше возник местный сумасшедший - в резиновом плаще на голое тело, в домашних шлепанцах и с непокрытой головой. Псих двигался рывками и, как и я, прятал руки в карманы, оттягивая книзу плащ. Он вертел башкой и, журавлино шагая, что-то выкрикивал. Меня обогнали двое полицейских Святой Инквизиции: здоровые лбы в защитной форме с крестами. Один из них покосился на помешанного и медленно поднес к губам рацию. Негромким голосом он начал будить смежников-милиционеров, дремавших без дела в обычной, родной патрульной машине. Там встрепенулись, разглядели объект и разразились бранью: объект был хорошо известен в округе и задержанию не подлежал. Полицейский, радуясь своей шутке, заржал и протянул рацию товарищу, предлагая насладиться райской музыкой. Тот был не в духе и погрозил милиции пальцем, от чего в машине сразу угомонились.

"Была не была", - решился я и быстрым шагом обогнал полицейских, чувствуя себя виновным во всех грехах мира и готовый в любую секунду бежать. Все обошлось как нельзя лучше, я свернул за угол и вышел к железнодорожной ветке, заросшей прошлогодней травой. Здесь силы покинули меня, я не дошел каких-то двух-трех десятков шагов. Иссохший желудок раскусил секрет монотонной, тупо упрямой работы мозга, распознал вожделенную цель - и восстал. Благодарение (а как же! )Господу: невдалеке стояла брошенная бытовка о четырех колесах. Я, не смущаясь тем, что совсем недавно, невесть почему, побил в ней каменьями стекла и в страхе убежал, резко сменил курс, спрятался за нее и вскоре, стоя на четвереньках, с больным рыком исторгал из себя отравленную пустоту. Наземь, в древесную труху и россыпи известки, текла жалкая густая слюна. Воспаленный желудок прыжками рвался в рот. Мое лицо побагровело и осталось таким, но вовсе не от избытка крови - откуда ему, избытку, произойти в великую утреннюю сушь, нет - просто в изнеможении, неспособные дальше бороться и сдавшие тонус сосуды расширились, салютуя победившей вселенной не белыми флагами, а погибающим закатным нутром. "Мираж не спасет", - подумал я в отчаянии. Даже карающий Момент Истины показался далекой химерой - вот до чего я дошел. Не было нужды простирать руки и оценивать дрожь: локти, хоть и упирались ладони в шершавую мерзлую землю, ходили ходуном. Немытая прядь упала на правый глаз и мешала моргать - я моргать перестал, от чего глаза пересохли тоже. В их уголках мокла ихтиологическими наростами белесая мерзость. Из последней мочи, отрекаясь от натекшей желчной слюны, я отполз и рухнул ничком, вдавив щеку в острые камешки. "Век бы так лежать", - струилась одинокая мысль. Где-то близко прогрохотал локомотив. Я лежал, боясь малейшим движением разрушить зыбкое оцепенение, иллюзию покоя и мира. Но вот в какой-то момент невидимая сила сорвала меня с места и в мгновение ока поставила на ноги. Желанная цель обозначилась предельно ясно - настолько, что сделалась почти достигнутой. Уверенный в скором обязательном обладании этой почти уже явью, я волшебно успокоился и даже проволынил пару секунд, стряхивая с одежды сор. Потом покинул укрытие и вскоре стоял перед вывеской - средь бела дня расточительно плясали, мигали и замирали ночные неоновые буквы, слагавшие слово: "Мираж".