Миранда - [10]

В заключение Кахигаль просил военного министра отменить основанный на клеветнических обвинениях приказ об аресте Миранды, оставить его на прежней должности и присвоить ему за отличную службу чин полковника. Свой ответ Кахигаль заканчивал довольно резко: «Если король мне не доверяет или считает неспособным выполнять возложенные на меня обязанности, то прошу меня от них освободить и разрешить вернуться в Мадрид для более полного и детального отчета».

Пока ответ Кахигаля был доставлен в Мадрид, пока из Мадрида пришли новые инструкции в Гавану, прошло полгода. Между тем Миранда продолжал служить адъютантом при губернаторе и пользоваться его полным доверием.

22 апреля 1782 года из Гаваны для захвата находившихся под контролем англичан Багамских островов направилась военно—морская экспедиция в составе нескольких кораблей под командоввнием Кахигаля, которого сопровождал Миранда. Задуманная операция увенчалась полным успехом. Англичане почти без боя сдались Кахигалю. Соглашение о капитуляции англичан было выработано Мирандой. Кахигаль и его адъютант надеялись, что эта новая блестящая победа принесет им признание вышестоящего начальства. Но и на этот раз то, что им следовало поставить в заслугу, им было поставлено в вину. Главнокомандующий испанскими силами в Карибском районе был в ту пору 26—летний генерал Бернардо де Гальвес, брат военного министра. К нему в Луизиану Кахигаль послал с сообщением об одержанной победе Миранду. Придравшись к тому, что каракасец в официальной реляции не упомянул его имени, главнокомандующий приказал арестовать креола, подвергнуть секвестру все его бумаги и под конвоем направить в Гавану в распоряжение Кахигаля.

Возмущенный Кахигаль немедленно освободил арестованного, посоветовав ему на время спрятаться.

Хуан Мануэль Кахигаль. Портрет из архива Миранды.

Генерал Генри Нокс. Портрет художника Вильберта Стюарта.

Полковник Уильям Смит. Портрет художника Вильберта Стюарта.

Между тем положение самого Кахигаля становилось с каждым днем все более шатким. В декабре 1782 года из Мадрида сообщили, что он смещен со своего поста и что на его место назначен новый губернатор. Для Миранды это могло означать только одно — тюрьму, суд и, возможно, обвинительный приговор. Стоило ли рисковать собой в этих условиях? Во имя чего? Десять лет на службе испанского короля убедили его в том, что испанские власти думают только об одном: сохранить любыми средствами свою власть в колониях. Креол для них — потенциальный враг, ожидать ему от Испании милостей и бесполезно и глупо.

Все эти годы он служил верой и правдой Испании, сражался за ее честь и славу, не щадил себя. И вместо благодарности его преследовали, унижали, обвиняли в недостойных поступках, сажали под стражу, наконец, отдали под суд. Конечно, будь он испанским грандом, как дон Бернардо де Гальвес, он давно уже занял бы соответствующую его способностям командную должность. Но он был креолом, пасынком, чуть ли не ублюдком для испанских аристократов, и, пока они правят в Мадриде, для него в Испании и ее колониях не будет на места, ни покоя.

Миранде ничего другого не оставалось, как понинуть Кубу и бежать за границу. Но куда? Естественно, что в Соединенные Штаты, которые расположены здесь же, по соседству с Кубой. Он сражался за свободу этой страны, там его знают, там его встретят как друга.

В 80-х годах XVIII столетия политическая эмиграция была еще малораспространенным явлением. Политическими беглецами являлись тогда неудачливьте претенденты на трон, которых соперничающие государства поддерживали в надежде на выгодный союз или на территориальные уступки. Политическим эмигрантом мог оказаться философ-бунтарь, если, разумеется, он располагал, подобно Вольтеру, своими доходами или богатыми покровителями, обеспечивавшими ему существование. Ибо политический эмигрант того времени, как правило, выходил из дворянских сословий и даже на чужбине не мог себе позволить заниматься «черной» работой, физическим трудом, чтобы заработать себе на пропитание. Поступи он так, он лишился бы уважения власть имущих, а тем самым и каких-либо шансов достичь когда-либо своих целей.

На какие же средства надеялся жить на чужбине Миранда? У него были на Кубе сэкономлены 14 тысяч песо, которые ему обещал переправить в Соединенные Штаты вместе с багажом американский негоциант Сигров. Эта сумма, довольно изрядная по тем временам, позволяла жить безбедно, хотя и скромно, несколько лет, возможно, купить небольшое поместье. Кроме того, оставались в Венесуэле родственники, не столь богатые, как прежде, но все же можно было надеяться и на их помощь, разумеется, если не выступать открыто против испанского короля.

Теперь главное — выиграть время. Возможно, изменится положение в Испании, и на место нынешних фаворитов короля — врагов Миранды — к власти придут новые, которые в пику прежним признают его заслуги, призовут его на новую высокую должность. А может быть, испанские колонии, зараженные примером английских владений в Северной Америке, поднимут знамя восстания и провозгласят независимость... А почему бы ему самому, знающему эти страны, не стать зачинателем этого движения за независимость? Чем он хуже Вашингтона или других американских генералов, сражавшихся против англичан? Разве он не профессиональный военный и не один из самых образованных креолов? Конечно, он образованнее и лучше подготовлен, чем индеец Тупак—Амару или помещик Леон, пытавшийся поднять антииспанское восстание в Венесуэле...