Мир воров. История таверны «Распутный Единорог». Тени Санктуария. Сезон штормов - [7]

Мелилот терпеть не мог, чтобы его беспокоили во время трапезы или следующей за ней сиесты. Но что-то в поведении Ай-Гофлана вселило в Жарвину уверенность, что в данном случае дело необычное.

Она открыла дверь покоев Мелилота и быстро, чтобы предупредить гнев своего хозяина по поводу того, что его отвлекли от огромного омара, лежащего перед ним на серебряном блюде, доложила о посетителе, страшно желая иметь возможность подслушать то, о чем они будут говорить.

Но Мелилот был сверхосторожен для того, чтобы допустить это.

В лучшем случае Жарвина рассчитывала на несколько монет в качестве вознаграждения, если дело Ай-Гофлана окажется прибыльным. Поэтому она очень удивилась, когда полчаса спустя ее вызвали в комнату к Мелилоту.

Ай-Гофлан все еще был там. Нетронутый омар остыл, но вина заметно поубавилось.

Когда девушка вошла, командир стражников подозрительно оглядел ее.

— Это именно тот птенчик, который, как вы полагаете, может раскрыть тайну? — спросил он.

У Жарвины оборвалось сердце. Какую изощренную уловку замыслил Мелилот? Но она покорно ждала четких инструкций. Они были даны тотчас же, высоким и слегка завывающим голосом ее жирного хозяина.

— Капитан хочет разобрать одно послание. Здраво рассудив, он обратился к нам, так как мы переводим с большего числа языков, чем любая другая контора! Возможно, послание написано на енизеде, с которым ты знакома… а я, увы, нет.

Жарвина с трудом подавила смешок. Если документ был написан на любом известном языке любым шрифтом, Мелилот, несомненно определил бы это — независимо от того, смог бы он сделать перевод. Что же тогда? Тайнопись? Как интересно? Как в руки начальника стражи попало послание, написанное шифром, который Мелилот не может прочесть? Жарвина, спокойно ожидая, смотрела на Ай-Гофлана, и тот с большой неохотой протянул ей свиток.

Не поднимая головы, Жарвина заметила едва уловимый кивок Мелилота. Она должна была согласиться.

Но…

Во имя всего святого? Только огромное самообладание помогло Жарвине удержаться от того, чтобы не выронить свиток. Лишь от одного беглого взгляда у нее закружилась голова и, словно помимо воли, закатились глаза. Всего только одну секунду девушке казалось, что она легко прочтет документ, но мгновение спустя…

Жарвина взяла себя в руки.

— Думаю, надпись действительно сделана на енизеде, как вы и предполагали, вельможный господин, — заявила она.

— Думаешь? — рявкнул Ай-Гофлан. — Но ведь Мелилот поклялся, что ты без труда прочтешь послание!

— Я владею современным енизедом, капитан, — пояснила Жарвина. — Эта надпись, как я определила, сделана высокопарным придворным языком, столь же трудным для человека вроде меня, как и императорский рэнкен непонятен для пастуха, привыкшего спать со свиньями.

В подобных разговорах никогда не мерцает намекнуть на собственную несостоятельность.

— К счастью, благодаря обширной библиотеке моего хозяина, в последние недели я значительно расширила свои познания в этом вопросе, и с помощью некоторых книг я надеюсь по крайней мере понять общий смысл написанного.

— Сколько времени это займет? — требовательно спросил Ай-Гофлан.

— О, с уверенностью могу сказать, что не более двух-трех дней, — не допускающим возражения тоном заявил Мелилот. — Учитывая, что задание совершенно необычное, естественно, оплата будет производиться только по предоставлении удовлетворительного результата.

Вторично Жарвина едва не выронила свиток. Никогда на ее памяти Мелилот не брался за работу, предварительно не получив хотя бы половины суммы в качестве задатка. Должно быть, в этом листе бумаги есть что-то из ряда вон выходящее…

Конечно же, это так. Когда до Жарвины дошло это, ей с трудом удалось сдержаться, чтобы не застучать зубами.

— Подожди здесь, — сказал жирный писец, с трудом поднимаясь на ноги.

— Я провожу капитана и вернусь.

Едва затворилась дверь, Жарвина бросила свиток на стол рядом с омаром — неожиданно поймав себя при этом на мысли, что ей хочется отщипнуть кусочек, но этого нельзя было сделать, не опасаясь быть замеченной — омар был нетронут.

Хотя она и старалась не обращать внимания на написанное, оно принимало все новые и новые формы.

Мелилот вернулся и, усевшись за стол, отпил вина из чаши.

— Ты проницательна, моя маленькая куница! — ворчливо похвалил он Жарвину. — А хватает ли у тебя ума, чтобы понять, почему именно ни капитан, ни я, ни ты! — не в силах прочесть это послание?

Жарвина с трудом сглотнула.

— Оно заколдовано, — после некоторого молчания предположила она.

— Да, верно. Это лучше любых кодов и шифров. Кроме как для глаз предназначенного получателя, документ никогда и никем не прочитается одинаково дважды.

— Почему капитан не понял этого?

Мелилот хмыкнул.

— Для того, чтобы стать капитаном стражников, вовсе не обязательно уметь читать и писать, — сказал он. — Капитан с трудом может определить, какой стороной подает ему на подпись сводку дежурства писарь, а чуть что посложнее — и его голова начинает кружиться.

Схватив омара, Мелилот оторвал клешню, и она захрустела у него на зубах, сок потек по подбородку и закапал на зеленую тогу. Выев все мясо, он продолжил: