Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом - [61]

Снова спичка и несколько исполненных ожидания лиц придвигаются ко мне. Не буду я платить.

— Господа, теперь я продолжил бы свой путь, если вы, конечно, не против.

— Против? Да мы за. Сейчас мы отведем тебя еще дальше, если ты не выплатишь гонорар нашему начальнику.

Они схватили меня, толкнули к стене. Голоса накладывались один на другой, становились громче, отражались из подвала и от стен лестничной клетки, обступали меня, как глухое эхо, в то время как чьи-то руки шарили по моим карманам, чьи-то ботинки наступали на мои ноги, а чей-то кулак в барабанном ритме играл на моем носу.

— Га-га-га-го-го-гонорар.

— Это что здесь происходит, это что вы здесь делаете? Влади, это ты, что ли, а ну, сейчас же подойди ко мне.

Женский голос, голос приблизился, а другие голоса, проворные руки, кулаки и ботинки отступили.

— Ладно, ладно, мамо, все о'кей.

— Что еще за о'кей? Кто это, кто из вас зажег спичку… ой, здравствуйте, как неприятно, эти бездельники причинили вам боль, ой-ой-ой, бедный, идите сюда, вам кто нужен? А ну, разойдитесь, да как вы только могли?!

Рука, которая схватила меня и оттащила в сторону, сразу дала мне понять, отчего мальчишки ее послушались. Слишком много мешков с картошкой перетаскала эта рука на восьмой или девятый этаж, чтобы терпеть непослушание. Женщина ругалась. Потом многословно извинилась передо мной.

— К сожалению, вам придется идти пешком, седьмой этаж, справа, в это время у нас не бывает света, а лифт и вообще сто лет не работает, сами понимаете.

Я поблагодарил ее и начал свое восхождение. Снизу меня еще раз окликнул Великий и Ужасный Пишка:

— Эй ты, старик, могу предсказать тебе будущее задаром, я не какой-нибудь буржуй, ты готов? Ну так слушай: скоро ты у нас ОТКИНЕШЬ КОПЫТА, скоро тебя самого откинут, желаю повеселиться, бай-бай.

Поднявшись на седьмой этаж, я должен был сперва перевести дух. Потом постучал в дверь. Дверь легко отворилась. Меня ждали. Я постоял в прихожей, пока не освоился с темнотой, потом дважды назвал себя.

— Входите, — сказал мне голос, не имеющий ни возраста, ни пола. Я пошел на свет, который пробивался сквозь дверную щель, и попал в большую комнату, до того набитую разными предметами, что я боялся не уместиться в ней.

— Садитесь напротив меня, — сказал голос. В дальнем углу сидела закутанная в одеяла фигура. Я приблизился к ней, увидел профиль крестьянки, увидел закрытые глаза в глубокой долине лица. Судя по всему, приветствие по всей форме было бы здесь неуместно. Я сел на софу, как раз напротив. На столе стояла деревянная фигура высотой в локоть, изо рта у нее, из козьей головы, водруженной на человеческий торс, струился дым. Грачка была вся закутана в одеяла, одеяла, не имевшие ни узора, ни расцветки. Кадильные свечи тлели на всех шкафах и столиках, между предметами мебели висели драпри, вместе с множеством зеркал они полностью закрывали от меня стену.

— У вас такие же белые волосы, как у меня, — сказала она.

Сказала правду, и я испугался, хотя Златка постаралась меня к этому подготовить. Теперь глаза у Грачки были открыты, но ничего, кроме белков, в них не было. Грачка была слепа с детства.

— Если хотите обратиться ко мне, называйте меня «тетя».

— Я пришел к вам по просьбе…

— А уровень сахара у вас какой?

— Спасибо, по-моему, нормальный.

— Вы тоже целиком прожили это столетие?

— Да.

— Я чувствую, когда ко мне приходит человек, наделенный знанием. Я этому радуюсь. Я принимала у себя много знаменитых людей, но все они не обладали знанием. Они хотели услышать предсказание будущего, словно речь идет о кулинарном рецепте. Но будущее нельзя приготовить как кушанье, вы это знаете, вы… это… знаете. У меня побывали два последних царя, премьер-министры, офицеры чужих армий, генеральные секретари, все они приходили ко мне. Не сюда, я тогда жила в домике у подножья Товаша. Моя внучатая племянница устроила там ресторан. Я хочу получать доход и при новом времени, говорила она, вот и пришлось мне переехать в эту квартиру. За первый же год у меня перебывало все политбюро. Порой они чуть не натыкались друг на друга. Которые материалисты. Материалисты — они суевернее, чем черные кошки. Этот век вообще вызывает у меня подозрение. Все вдруг захотели узнать свое будущее. С чего бы это? А знаете с чего? Есть у меня одно подозрение, дьявольское подозрение: с того, что они утратили прошлое. Дьявол побуждает деревья сжигать собственные корни. Он любит засохший лист, он любит пустой лист. И тогда они в полном отчаянии хотят утешиться будущим. Но я никого из них не утешила. Ни одного-единственного. Вот почему они и не разрешили мне съездить в Иерусалим… А вам чего надо? — вдруг резко спросила она.

Я все ей объяснил.

— Теперь молчите. Я должна черпать из тишины. Если услышите голоса, не думайте ничего худого, это не духи, это соседи с нижнего этажа.

А вдобавок еще и холодно, подумал я, разглядывая струи дыма, непрестанно поднимавшиеся из козьей головы… Запах был ясный и строгий, но определить его я никак не мог. Чем дольше я сидел на софе, тем меньше казалась мне комната. Бросилось в глаза, что нигде не видно ни одной книги.