Мир уже не будет прежним - [65]

– Мистер президент, – сказал Вэнс, – идея военного переворота в Иране была бы мёртворожденной. Шах с его параноидальным страхом перед заговорами создал в своих вооружённых силах такую обстановку, что ни о какой консолидации военных и их самостоятельных действиях не могло быть речи.

– Подтверждаю, – вмешался Мейер. – По этой же причине действия шахских войск по подавлению революции оказались неэффективны. Полное отсутствие инициативы и жуткая медлительность и неповоротливость.

Вэнс взглядом поблагодарил генерала за поддержку и продолжал:

– Что касается идеи поставить на исламистов, чтобы не допустить прихода к власти красных, то такой вариант тоже прорабатывался, – госсекретарь взглянул на Бжезинского, – однако по не зависящим от нас причинам не смог реализоваться.

– Кстати, об этих причинах, – сказал Картер. – Я хочу понять, как произошла эта история с Хомейни? И надеюсь, вы мне ответите, Стэн? – Президент в упор посмотрел на директора ЦРУ. – Ведь такие вещи в вашей компетенции.

– Тут действительно начинаются загадки, мистер президент, – сказал Тернер. – Начать хотя бы с фугасов, которыми взорвали Хомейни со свитой. Я разговаривал со специалистами, и они в один голос утверждают, что закладка такого количества фугасов – дело не часов и даже не одних суток. Впрочем, при традиционном арабском раздолбайстве, кто будет обращать внимание на рабочих, роющихся на обочине дороги? Честно говоря, сэр, если бы моим ребятам понадобилось кого‑то взорвать, они действовали бы так же. Но тут возникает вопрос: как неведомые диверсанты успели заложить фугасы, если решение о высылке Хомейни было тайно принято иракским правительством вечером 1 октября и передано Хомейни утром 2 ноября, причём уже через три часа Хомейни и компания выехали к кувейтской границе? Если даже была утечка из иракских верхов, то всё равно не успеть. Ведь до того заседания правительства Ирака, 1 октября, о планах высылки Хомейни знал разве что сам президент Аль‑Бакр и хорошо если один‑два человека из его ближайшего окружения. Мои агенты натолкнули иракские власти на то, чтобы проверить другие дороги, ведущие из Наджафа. И на дорогах, ведущих в Кувейт, нашли заложенные фугасы!

– Есть подробности? – спросил Картер.

– Есть! – ответил директор ЦРУ. – Вы будете смеяться, сэр, но это НАША взрывчатка и НАШИ взрыватели. Так что в результате мы имеем ещё и испорченные отношения с Ираком, сколько ни объясняй, что нашу взрывчатку и взрыватели можно раздобыть в половине стран мира!

– Почему‑то мне не смешно, – мрачно заявил Картер, сверля взглядом Тернера. – Ещё что‑то нашли?

– Нашли, – кивнул Тернер. – Несколько вещей иранского происхождения, указывающих на шахскую спецслужбу САВАК.

– По‑вашему, это люди шаха? – спросил Картер.

– Всё слишком указывает на это, мистер президент, – ответил директор ЦРУ, – именно потому я очень в этом сомневаюсь. Но самое интересное даже не это. Заминированные дороги из Наджафа в Кувейт показывают, что диверсанты точно знали, что Хомейни будет выслан из Ирака, причём ещё до того, как это решение приняли сами иракцы, и они знали, что Хомейни поедет именно в Кувейт, ещё до того, как он сам принял такое решение. Но они не знали, по какой дороге он поедет, поэтому подстраховались, заминировав все дороги, ведущие в Кувейт, хотя Хомейни запросто мог уехать в Иорданию, Турцию или даже в Саудовскую Аравию, Сирию, да просто улететь в любую страну. Но они знали, что он этого не сделает, иначе заминировали бы все дороги из Наджафа.

– Действительно, мистика какая‑то, – согласился президент.

– А если утечка из окружения Хомейни? – спросил Бжезинский. – Скажем, обсуждали за некоторое время до этого планы возможного отъезда, и Хомейни сказал, что в случае чего поедет в Кувейт?

– Неубедительно, – помотал головой Тернер. – Планы возможных действий всегда можно переменить. Хомейни мог решить в последний момент не ехать в Кувейт, а, скажем, лететь в Париж. В этом случае покушавшиеся – а они явно профи высокого класса – должны были подстраховаться и заминировать все возможные направления.

– Но кажется, кто‑то из окружения Хомейни остался в живых? – спросил Уэбстер.

– Да, – отозвался Тернер, – доктор Абольхасан Банисадр, экс‑профессор Тегеранского университета, называет себя «просвещённым мусульманином‑демократом», входил в ближний круг Хомейни и даже называл себя его «духовным сыном». Накануне отъезда Хомейни оказался в больнице с серьёзным отравлением, благодаря чему и уцелел.

– Дешёвый фокус, – усмехнулся Бжезинский. – Вот вам и подозреваемый.

– Мы тоже так думали сначала, – ответил Тернер, – но не сходится. Мои агенты беседовали с врачами той больницы. У Банисадра действительно было довольно тяжёлое отравление. Правда, мои специалисты утверждают, что это можно организовать, рассчитав всё так, чтобы избежать летального исхода. Но! Банисадр оказался в больнице до того, как иракское правительство решило выслать Хомейни. Хотя после победы революции Раджави пригласил Банисадра в Тегеран, где его сделали президентом Исламской Социалистической Республики. Должность почётная, правда, власти – как у английской королевы, если не меньше. Банисадр попытался разъезжать по стране и толкать речи, но после нескольких покушений, чудом не увенчавшихся успехом, засел в бывшем шахском дворце и носа оттуда не кажет. Только пишет статьи в прессу и записывает выступления для радио и ТВ, за что местные острословы уже переделали Банисадр («сын вождя» на фарси) на Банихарф («сын болтовни»).