Мир тесен - [60]

Шестнадцатилетний Сергей стоял в сторонке, на сером гравии у самых шпал. Он не думал о своих друзьях-товарищах, которые в этот час ещё спали в высоких и чистых спальнях, в гранатовом городке, где Сергей прожил десять лет. Он ни о чём не думал, его душа была настолько заполнена ожиданием и неизвестностью, что никаким другим чувствам пока не оставалось места. Он ехал в Баку поступать в институт.

А директор детского дома, облокотившись о шлагбаум, курил «Беломорканал». Он провожал Сергея в Баку.

Поезд подошёл неожиданно, остановился лишь на какую-то долю минуты и, едва он успел сесть в вагон, уже шёл почти полным ходом. В общем вагоне было полупусто, от голых светло-коричневых полок неуютно пахло дальней дорогой. Сергей смотрел в раскрытое окно по другую сторону купе. Смотрел в степь: празднично освещенная золотисто-алыми полосами восходящего солнца, она летела ему навстречу, словно будущее. Сергей с малых лет тянулся к технике, с четвёртого класса начал строить радиоприёмники, позднее водил детдомовский трактор и прочно завоевал себе положение основного технического специалиста среди сверстников. За отличную учебу и поведение был оставлен в детском доме до окончания десятого класса и вот теперь директор сам провожал его к новому рубежу жизни…

Алимов встал освеженный сновидением, словно купанием в лесной запруде, той детдомовской запруде, где вода была всегда холодна и чиста в тени вековых ясеней.

Позавтракали они втроем: Сеня, Алимов, Слава, как одна семья.

XXXVII

Сергея Алимовича неприятно поразило то, что его не пригласили в комиссию по шестому блоку, бесцеремонно обошли, и теперь дело повертывалось таким образом, что он вроде был тут ни при чём, более того, на него ложилась вина за бетонную смесь шестого блока.

«Ладно, — утешал себя Алимов, — в конце концов важен результат, важно, что блок будет вырублен». — Шагая сейчас рядом с Сеней и Славой к котловану, он думал о том, что все-таки победил и это главное. — «Еще несколько таких побед, и они станут со мною считаться. Все даётся в борьбе, — думал Алимов, щурясь на яркое утреннее солнце, — Все даётся в борьбе…» И думая так, он ощущал в себе большие силы для этой борьбы и был уверен во многих будущих победах. На душе было легко, и всё вокруг казалось необычайно красивым: белёсые горы, зелень аула, сверкающая махина кабель-крана, даже обочина дороги с чахлой пыльной травой. У входа в котлован их догнала Станислава Раймондовна.

— Иду смотреть пятьдесят пятую трещину, ту, что на вашем злополучном блоке.

— Правда?! — Алимов радостно хлопнул в ладоши. — А мы идём начинать работы по вырубке шестого блока.

— Все-таки решили вырубать? — взглянув на Сеню, Станислава Раймондовна тонко улыбнулась. — Я думаю, это к лучшему.

Сеня промычал что-то вроде «кто его знает» и сделал вид, что засмотрелся на дальние зелёные горы.

— А вы, Владислав, куда решили ехать поступать: в Москву или в Ленинград?

— Не знаю, еще не решил.

— Поезжайте в Ленинград. Остановитесь у моей сестры.

Слава смутился, пробормотал:

— Спасибо!

— Чего там спасибо! Сегодня же приходите ко мне, я дам вам адрес и рекомендательное письмо. Не пожалеете. Ленинград — такой город! — При слове «Ленинград» загорелое морщинистое лицо Станиславы Раймондовны осветилось детским восторгом.

— Станислава Раймондовна всех агитирует за Ленинград, — засмеялся Алимов.

Они вошли в тоннель. По стенам сочилась вода, на потолке висели гирлянды малярийно-желтых электрических лампочек. Здесь было так прохладно, что показалось, они вошли в воду.

— Нет такого закона, извините! — гулко рванулся из глубины тоннеля визгливый голос Святкина. Все звено было уже в сборе.

— Ребята, — глухо сказал Сеня, — надо рубать…

— A-а… И тебя они купили! — закричал Кузькин. — Быстро! Молодец!

— Это не частная лавочка, а государственное дело, — энергично начал Алимов, — сами напартачили, сами должны вырубать. Есть решение комиссии, вы об этом прекрасно знаете.

— Чхал я на все комиссии! Мы не ишаки! — крикнул Кузькин. Взвизгнул Святкин:

— Нет такого закона, извините!

Слава тронул Фёдора за рукав брезентовой робы, сделал глазами знак — мол, поддержи Алимова! Но Фёдор безучастно отвернулся.

— Мухтар, — дрогнувшим голосом сказал Алимов, — скажи хоть ты, я же всё объяснил.

Мухтар молча потупился. В тишине стало слышно, как трещит цоколь в какой-то из лампочек над их головами.

— Товарищи, — в разговор вступила Станислава Раймондовна, — я, можно сказать, человек к вашему делу непричастный. Но я все-таки хочу сказать, что вы неправы. В районе шестого блока ожила очень серьёзная трещина. Разве вы хотите катастрофы? Ну, скажите, кто из вас хочет катастрофы? Я понимаю, что тяжело, обидно, но другого выхода нет.

— Надо рубать, — сказал Сеня. Он не спеша надел руковицы, взял отбойный молоток и пошёл к дальней стене блока. Словно подводя черту под разговором, загрохотал в Сениных руках отбойный молоток.

— Поддержи Алимова! — крикнул Слава на ухо Фёдору.

— Ладно, — сказал Фёдор. — Разве дело в Алимове? Просто людям обидно за всю эту кашу. Они не машины.

Вскоре в тоннеле заработало четыре отбойных молотка: Сенин, Мухтара, Фёдора и Алимова. Кузькин и Святкин сидели на штабеле крепежных досок и курили.