Мир тесен - [51]

XXX

— Митинг — сегодня в два, на пересменке. Надо осветить, — сказал Смирнов.

Слава ничего не ответил.

— Между прочим, в дураках твои бородач остался. Чудак-человек!

Слава молча правил заметку о столовой.

— Уже второй час, — продолжал Смирнов. — Ты, между прочим, это дело начал, тебе и кончать. Не буду твой кусок отнимать. Митинг в котловане, у выхода из строительного тоннеля. Фотоаппарат возьми. Хотя я тоже пройдусь. Такое дело не каждый день бывает. Часы отличные. Я в парткоме видал — «Полет», двадцать три камня. Заметулю ты об них мощную тогда написал. ТАСС только сократил, а ничего не правил, я самолично сличал.

Славе было тяжело слушать болтовню Смирнова. Он думал о Сергее Алимовиче. Если он действительно прав, то его заметка, и митинг — профанация, обман. Он так и не набрался храбрости сказать Алимову о своём авторстве «Мирового рекорда», и это угнетало его больше всего. «Сегодня же скажу, как только его увижу. Тут моей вины нет. И вообще он наверняка преувеличивает. Не может быть, чтобы главный инженер, секретарь парткома, рабочие, сам министр, разбирались хуже Алимова».

— Да ты, старик, не туманься не слушай своего бородача, — угадал его мысли Смирнов. — Паникует, раздувает. Меня как-то тогда встретил, глаза вертятся, суёт на память. Я взял. Посмеялся. Спасибо, говорю, как раз искал газетку…

«А Смирнов молодец, — подумал Слава, — не сказал, что это моя работа».

Митинг открыл секретарь парткома. В котловане стоял такой жар, что сохли губы и натягивалась на скулах кожа.

— Товарищи! — тяжело дыша, прокричал секретарь. — Мы собрались сегодня здесь, чтоб чествовать наших героев труда, звено бетонщиков в лице… — Секретарь надел очки в массивной роговой оправе и, отведя далеко перед собой рвущийся на горячем ветру белый листок бумаги, прочел: — Товарищей Лысцова, Святкина, Кузькина, Магомедова, Кузнецова.

Главный инженер стоял рядом с парторгом и ослепительно улыбался улыбкой «своего человека».

Потом вручали часы. Подавая их, секретарь обнимал каждого из новоявленных героев, тряс руку. Самого молодого из них, Мухтара Магомедова, дружески похлопал по спине.

— Мы, комсомольцы и молодежь стройки, будем теперь сверять время по вашим часам! — сказала в своём выступлении молоденькая рабочая-маршейдер с детскими хвостиками косичек, торчащими из-под каски.

— Мы чего… мы ничего… — поправляя душивший ворот рубашки, свекольно-красный от всеобщего внимания, говорил ответное слово Семён Лысцов. — Ежели чего, то мы что… В общем, в порядке, значит. Спасибо вам! — Из-за его спины, норовя, чтоб его все видели, гордо ухмылялся Геннадий Кузькин. На полшага дальше стоял маленький напыжившийся Святкин, рядом с ним возвышался смущённо улыбающийся Мухтар. Фёдор стоял, опустив глаза, безучастный ко всему происходящему. Фотоаппарат Смирнова так и запечатлел всех пятерых.

Стараясь не пропустить ни слова, судорожно записывая, Слава искал в толпе Сергея Алимовича и не находил его. В заключение выступил главный инженер:

— Дорогие друзья! Внимание, проявленное к нам министерством и лично министром, обязывает трудиться ещё лучше. От того, как скоро закончим мы строительный тоннель и пустим реку по основной схеме, зависит всё наше будущее. Самоотверженный труд звена Семёна Лысцова — порука тому, что нам по плечу наши задачи!

— Хорошие часы, между прочим, жарища, гад! — отдуваясь, говорил Смирнов, когда они возвращались в редакцию. — На двадцати трёх камнях. Ты как-нибудь обыграй это дело в своём отчёте. Рубиновые камни, рубиновые звезды. Между прочим, буква «М» над тоннелем, как над метро в Москве. Можно и в областной газете тиснуть — они с руками оторвут. Загни, старик, обыграй!

— Обыграю, — буркнул Слава.

Алимов был на митинге. Слава не заметил его потому, что Алимов стоял в стороне от толпы, за высоким колесом БЕЛАЗа.

«Что они делают?! Что делают! Как все несправедливо И глупо! — думал Сергей Алимович, понимая, что теперь его положение много осложняется. Неделю назад «главный» говорило с министром, а сегодня уже награждают. Часы доставили с нарочным, самолетом. Нужно наказать, а они награждают…»

Через час после митинга Сергей Алимович сидел в кабинете секретаря парткома, дожидался, пока тот закончит разговор со своим заместителем о встрече рабочих с местными областными писателями.

— Слушаю тебя, Алимов, — сказал секретарь, когда они остались вдвоём, встряхнул белый носовой платок, вытер потное лицо, бритую бугристую голову. — Слушаю.

— Дмитрий Иванович, это ведь обман! А их часами перед всем народом…

— Брось, Алимов, люди героически работали, а ты охаиваешь. Это убьёт задор, пыл. Ох, любишь ты преувеличивать.

«Он повторяет слова «главного» видно, тот уже успел внушить ему…»

— Бетон ещё наберёт прочность, всё будет в поряде.

— Так нельзя… Я не подпишу паспорт.

— Паспорт подпиши, не годится людям нервы трепать. Не будь перестраховщиком, Алимов.

Вошёл Смирнов и сразу же вступил в разговор.

— Правильно Дмитрий Иванович говорит: не будь перестраховщиком. Что ты уперся, как бычок, чудак-человек!

Сергей Алимович зло взглянул на него.

— Я не уперся. Я не только не подпишу, но и настаиваю на том, чтобы в газете напечатали опровержение, бетон вырубили, часы отобрали. Надо всё делать по правилам.