Мир SMAX. Трилогия - [17]

Если бы Силач умел облекать мысли в чёткие словоформы, он продумал бы: «Что же с тобой сотворили, Алекс? Ребёнок не может, не имеет права с олимпийским спокойствием обрекать людей на смерть. Как же вы там живёте, в Русенте?». Алекс ответил бы словоформами: «Ты начал обращаться ко мне по имени, Силач, но неужели ты так и не понял — дело во мне. Никто, даже Русента, не отправляет детей в дальнюю разведку командирами групп. Раз послали меня в Сильфонт, значит, что-то со мной не так». Но Силач не владел искусством телепатии, мысленный разговор не состоялся, а аудиальный быстро затих.

— Не хочу умирать от голода и холода. Даруй мне лёгкую смерть, русентиец, ведь ты дал её даже предателю, — старуха заполнила образовавшуюся паузу.

— Тогда ты умрёшь бесцельно. Я предлагаю тебе гибель, несущую смысл.

— Я слушаю тебя и не понимаю.

— Сейчас поймёшь. Ты поднимешься наверх и пойдёшь к гряде, за которой позиции роверов. Что бы ни происходило, не останавливайся. Не буду обнадёживать, в конце концов они тебя убьют. Но ты очень, очень поможешь нам.

— Всего только подняться и идти вперёд? Это по мне, я всю жизнь вставала и шла и поступала так для себя. В первый раз я пойду для кого-то другого, — женщина слабо хихикнула. — Русентиец, спаси Стерёгу! А меня зовут Нелюдима.

— Спасу и запомню. Теперь все к спидеру за припасами и подгонкой оборудования.

Нелюдима ушла не одна. По тропе вместе с ней поднимался легастеник. Поредевшая на треть группа выбрала иной путь, уклоняясь к югу. Силач шёл, глядя под ноги, не выдержал и попросил объяснений. Старуха выманит на себя роверы, легастеник займёт удачную позицию, откуда сумеет обстреливать их эффективно, на разборку с разведчиком вылезут спартанские боевики, которых наверняка уже расставили в секретах для наблюдения за кратером. Пока идёт бой, группа должна успеть скрыться в фунгусе.

— А твой человек? Каковой будет стрелять?

— Он приобретёт то, чего хотел и за чем пришёл сюда, — услышав ответ, Силач замкнулся в себе.

Первый ровер выехал посмотреть на бредущего человека, когда старуха только отошла от вала. Немногим позже легастеник начал стрелять. Беженку-дронийку убили, когда к подбитому в самой первой стычке роверу добавились три неподвижных машины. Когда подкравшийся спартанский боевик активировал разведчику половину брони и прорвал её защитный слой, прежде чем умереть от ответного выстрела, потерянных роверов стало уже шесть, не считая первого — и девять перед тем, как легастеник упал на землю с отказавшим сердцем.

Спартанский офицер оценивающе осматривал труп опасного врага, разменявшего свою жизнь на девять боевых роверов и десятки жизней граждан Спартанской Федерации.

— Это был достойный бой. Похороните с почестями, сейчас только возьму его ракетный пистолет, — самоподрыв тела легастеника, инициированный сигналом, прошедшим по каналу «чужой трогает «восьмёрку» после гибели», оказался такой силы, что разломил надвое вставший вплотную офицерский ровер.

Легастеник повторил воспетый и увенчанный подвиг десантного спидера русентийцев, уничтожившего в бою десять роверов Спарты. Об этом не узнает никто, разведка не хвалилась достижениями, а спартанцы — поражениями. Но легастеник и вправду получил то, за чем приходил в Сильфонт — смерть.

* * *

Фунгус выделял азот. В таких объёмах, что делал воздух над фунгусовыми зарослями непригодным для человека. Всего за несколько вдохов концентрация кислорода в лёгких понижалась настолько, что маршрут его движения по организму опрокидывался — кислород шёл не из лёгких в кровь, а наоборот, а далее с выдохом попадал в атмосферу. Минута-другая, и человек терял сознание, при этом не подозревая об опасности — в насыщенном азотом воздухе предохранительные механизмы организма не срабатывали, признаков удушья не было. Затем также быстро наступала смерть.

Юношей, в первый раз забредавших в фунгус, пугали страшилками о парах и каплях азотной кислоты, якобы образующейся при сильных грозах. На самом деле, такой опасности не было; скорее, следовало избегать контакта фунгуса с голой кожей из-за риска получить раздражение. По этой или иной причине, защитное снаряжение напоминало спецодежду для работы в химически агрессивных средах (оно и являлось отдельным подвидом такой спецодежды), плотно закрывало всё тело и прилично весило.

Лишившаяся сна группа передвигалась с трудом. Алекс и Филимонов прокладывали дорогу, за ними держался Силач, в хвосте — последний из ополченцев, чьё прозвище русентийцев не интересовало. Ник шёл за Силачом, Стерёга — за Ником. При свете двух лун планеты тёмно-розовые фунгусовые кусты и фунгусовый мох смотрелись зловеще.

Ближе к утру группа потеряла ополченца. Он упал на спину, перевернулся лицом к земле, чтобы отжаться и встать, и замер. Стерёга пнула тело ногой, ещё раз и посильнее, перевернула и отшатнулась — на лицевой дыхательной маске сидел червь. Убийцу порезали на кусочки лазерами, но беженца это не спасло.

— Не повезло. Поскользнулся на черве, — глухо прокомментировал из-под маски Филимонов вместе эпитафии, а Алекс напомнил: «Смотрите под ноги, одиночных червей сенсоры практически не видят».