Мир приключений, 1968 - [18]

«Молодцы!» — восхищенно подумал о товарищах Андрей. И он бы пошел своей дорогой — у него была своя задача. Но ритм очередей ломался, они становились все судорожней, отчаянней, ухнули гранаты. Группа, зажатая врагом, отбивалась из последних сил.

И Андрей понял: что бы ни случилось, он не может бросить ставших насмерть товарищей. И как знать, какие сведения несут они? Может быть, более важные!

Лещилин кинулся туда, где шел бой.

Немцев было человек двадцать. Развернувшись полукольцом, они затягивали чахлый кустарник близ какой-то речушки с голыми берегами на той стороне.

Что значил еще один человек? Но сержант точно рассчитал свои действия. Едва вылетев из леска и увидя серо-зеленые мундиры врагов на белом снегу, он первую гранату швырнул высоко вверх, предварительно подержав ее в руке и отсчитав две секунды. Взрыв грохнул в воздухе. Вторая полетела вправо, третья — влево, четвертая, последняя, — снова вверх. Но не на убойную силу осколков рассчитывал Лещилин. Да и до немцев от него было все же далековато.

— Бросай оружие! Ребята, ко мне! — перекрывая грохот взрывов, что есть силы крикнул он.

И это — сработало. Никто — ни свои, ни враги — не понял, какие силы вступили в бой, что произошло. Но гитлеровцы, потрясенные взрывами со спины и над головой, прижались к земле, а горстка разведчиков рванулась в атаку. На какое-то мгновение все перемешалось на поле. Трудно было понять, кто куда бросился. И в этой суматохе, черт его знает, может быть, даже своя пуля ударила Андрея в грудь… Когда к нему подбежали товарищи, он лежал на спине, зажимая рану рукой. Из-под пальцев сочилась кровь.

— Андрюшка! Ты откуда? Где Кузовок?

— Быстрее… Карту!

Они укрылись в лесу. Теперь их было шестеро: трое, вместе с Андреем, раненые. Двое остались на берегу…

Но сейчас разведчикам было не до ран, не до вздохов. Оцепив кольцом Андрея и командира группы ефрейтора Истомина, щупленького уральского паренька, которого, в общем-то, на свой страх и риск взял в роту Грачев, да и то, в основном, из-за веселого характера, они позволили им уточнить обстановку.

Перестрелка скоро возобновилась, но, к счастью, вялая: несколько уцелевших немцев, сунувшись под огонь, тотчас скрылись. Командир их, видно, был убит, ну, а сами лезть под пули они не пожелали.

Истомин, держа карту перед глазами Андрея, вел по ней пальцем.

— Выше… Ниже… Вот здесь! Запасные пути строят. Для техники… Кузовок на задаче. Группа назад выйдет сегодня. Уже, наверно, вышла… — Силы оставили его. Лещилин потерял сознание.

Кругом было тихо. Раненых перевязали.

— Ну что ж, ребята… Пошли? — тихо сказал Истомин, обведя глазами собравшихся в тесный кружок разведчиков.

Глубоко вздохнув, он взял на плечи Андрея. Товарищи, обхватив ремнем ноги Лещилина, привязали его к ефрейтору. Двое, поддерживаемые друзьями, смогли идти сами. Один стал чуть сбоку и пошел дозорным, прислушиваясь и выбирая дорогу…

16

…Группу Пахомова обнаружили, когда наступил день. Дозорный немецкий отряд из девяти человек вышел из лесу, остановился. Потом двое осторожно направились к дому, а остальные остались в прикрытии за деревьями.

По сигналу старшины все четверо мгновенно были на ногах. Старшина, откинувшись за стену, сжал в руке гранату. Казалось, положение безвыходное. И тут какое-то вдохновение, какая-то молодецкая удаль охватила Володкина. Сделав предостерегающий жест всем, он зашептал в самое ухо Сереже:

— Как скажу — шпарь по-немецки. Что попало! А лучше всего — ругайся. Крой во все лопатки! Только когда я скажу.

В одной руке у него тоже была граната, другую он положил на крюк двери.

Немцы осторожно обошли дом. Потом один из них, встав на плечи другому, попытался заглянуть в окошко, но лишь зацепился руками за подоконник, а подтянуться не сумел. Его побелевшие пальцы были у самого лица Пахомова, и старшина уже приготовился двинуть по ним тыльной стороной автомата… Пальцы медленно разжались.

И все же немцы не ушли. Как знать, что привело их сюда? Может быть, случай. Но осмотреть всякое сомнительное место — постройки, кусты и т. д. — дозорных обязывает устав любой армии. А можно ли себе хоть на миг вообразить немецкого солдата, добровольно нарушающего устав? Гулкие удары прикладов ухнули в дверь.

«По мне, так дал бы гранатой через окошко — и пошел своей дорогой, — прикинул Володкин. — А эти или сообразить не могут, или им так не было приказано», — и шепнул Сереже:

— Валяй! Побойчее.

Бойко у Сережи не получалось. Язык не ворочался во рту, он бормотал по-немецки что-то жалостное, что-то спрашивал, что-то отвечал на угрозы и приказ открыть дверь. И, наверно, это оказалось именно тем, что нужно. К такому оккупанты привыкли, иного не ждали.

— Да бойчее же ты! — гнул свое Володкин, выдыхая слова в самое ухо Сережи.

— Черт возьми, проклятые ублюдки! — все в том же унылом тоне тянул мальчик, и немцам стало даже весело. Вот ведь чему выучил какой-то их остроумный земляк русского парнишку! Парнишка, конечно, придурковатый, но все равно забавно. Они смеялись.

А тем, что остались в отделении, надоело ждать и видеть, как неизвестно отчего веселятся их товарищи. Они вышли из-под деревьев и, сближаясь, направились к дверям. Ближе, ближе…