Мир приключений, 1959 - [5]
Сеня чиркнул спичку. Корова повернула голову на свет, равнодушно посмотрела на ребят и шумно вздохнула. Кузя вытащил из кармана огарок тонкой восковой свечи и зажег его. Когда огонек разгорелся, он нашел толстый гвоздь, вколоченный в бревно, накапал воску и прилепил к нему свечку. Затем вытащил две просфоры и протянул их приятелям.
— Держите. Мягкие, понимаешь!
— Где ты взял? — спросил Карасев.
— В церкви. Просвирня на продажу принесла цельный мешок. Вот я и взял! Она сама велела. Возьми, грит, штучки три… Я и взял.
Говоря это, Кузя присел на корточки к стене, вытащил из-за пазухи пять штук белых просфор и положил их на колени. Ребята с аппетитом принялись жевать мягкие, вкусные хлебцы.
Отец Кузи был убит на русско-японской войне. Мальчик пользовался расположением священника и каждую субботу и воскресенье прислуживал в церкви: раздувал кадило, ходил с тарелкой собирать копейки у молящихся, тушил свечки у икон, следил за лампадками. Выгода от этого легкого занятия была не малая: больше, чем он зарабатывал на откатке вагонеток.
Корова почуяла хлебный запах, развернулась и, вытянув шею, потянулась к хозяину.
— Ну да… тебе надо сто штук… — проворчал он, отталкивая морду коровы.
— Дай одну, — великодушно сказал Кузя, протягивая просфору.
Карасев взял хлебец, посмотрел на корову и спрятал просфору в карман.
— Пускай сено жует, все равно не доится. А просфорку я лучше мамке дам.
Ели не спеша. Разобрать вкус хлеба и получить от этого удовольствие можно, только сильно его разжевав. Поэтому ребята откусывали маленькие кусочки и подолгу жевали.
— Ребята, а поп грит, мой батя в раю живет и сверху на меня смотрит, — задумчиво произнес Кузя.
— Ну да! Откуда он знает? — насмешливо отозвался Сеня.
— Он, грит, помер за веру, царя и отечество на поле брани. — А японцы, грит, нехристи. Верно?
— Врет он все, — тем же тоном сказал Сеня.
— А Васькин отец, грит, в аду на сковородке жарится, потому что бунтовщик… — продолжал Кузя, — против царя пошел.
— А ты и поверил? — возмутился Кара-сев. — Он революционер! За рабочее дело дрался… Наших бы тоже могли повесить…
Отцы обоих мальчиков, после разгрома восстания, были сосланы в Сибирь на каторгу.
— А я что, не знаю, что ли? — смущенно сказал Кузя, поняв, что поповские речи обидели друзей.
За стеной послышался тонкий голос Маруси:
— Мальчики, где вы?
— Здесь! — крикнул Кузя. — Заходи, не бойся.
Маруся нашарила рукой скобу и с трудом распахнула дверь.
— Ой, мальчики, стынь какая! У меня совсем нос отморозился! Пойдем славить-то?
— Конечно пойдем, — ответил Карасев, помогая закрыть дверь.
Маруся подула на пальцы и погладила коровью морду.
— А что вы тут делаете?
— Спрос. Кто спросит, тому в нос! — серьезно ответил Кузя и протянул ей просфору. — На вот… ешь!
Девочка взяла просфору, села на корточки в уголок и молча принялась жевать.
Давно было заведено, что никогда ни один углан не водится с девчонками, но отец Маруси, веселый балагур, с ярко-рыжими волосами, после восстания умер от ран в больнице, и поэтому мальчики добровольно взяли над ней опеку и приняли в свою компанию. Маруся дорожила исключительным положением и старалась держать себя с достоинством.
В коровнике сравнительно тепло. Уютно горит свечка.
— Ты давно ждесь, Карась? — спросил Сеня.
— Засветло пришел, а она… как нарочно… — сердито ответил тот и бросил в корову щепку.
Терпение его иссякло. «Придет Васька, пойдем славить, и доска останется не намазана», — думал он.
— А как это может быть? — проговорил Кузя, ни к кому не обращаясь. — В церкви икона нарисована… Рождество Христово. Он, грят, во хлеву родился, а печки там не было. Как он не замерз.
— Потому что бог! — сразу отозвалась Маруся.
— Ну да… бог! — передразнил ее Сеня. — В такой мороз и богу не вытерпеть. Там жаркая страна и морозов не бывает.
— А на том свете морозы бывают? — спросил Кузя.
— А про это никто не знает…
Снова восстановилось молчание, но ненадолго.
— Надо бы спевку устроить, — предложил Кузя, заметив, что ребята съели просфорки, и, не дожидаясь согласия, откашлялся и запел.
Не понимая смысла славянских слов, коверкая их по-своему, пели старательно, вытягивая шеи на высоких нотах.
«Рождество твое, Христе, боже наш, вос-сия мирови свет ра-а-зума-а. В нем бо звездам служа-ащие и звездою уча-ахуся. Тебе кланятися, солнцу пра-авды, и тебе видети с высоты восто-ока. Господи, слава тебе».
Закончив одну молитву, сейчас же запели: «Дева днесь», но вдруг послышались долгожданные звуки коровьих шлепков. Карасев вскочил, схватил приготовленную доску и деревянную лопаточку.
— Кузька, посвети…
Быстро принялись за дело и, когда все было готово, намазанную доску выставили на мороз.
— Во! За ночь так прихватит… Я те дам, — сказал Сеня. — Утром я тебе помогу, Карась.
— Очень толсто не наращивайте, — посоветовал Кузя. — Тонкий лед крепче.
— И без тебя знаем.
— А что это Васька долго? — недовольно протянула Маруся. — Пора уж…
— Успеешь. Свечки надо поставить. Пошли…
Отряхнув ноги в сенях, вошли в дом, прибавили в лампе свет и занялись звездой.
Карманы у Кузи дырявые, и все содержимое проваливалось за подкладку кацавейки. Вытаскивая огарки свечей, он не заметил, как обронил на пол небольшой металлический предмет.
