Мир приключений, 1929 № 01 - [5]
Проехав луку гремевшего порога Золотца и обогнув переднюю цепь островков, новгородцы в испуге замерли на месте. На самом краю скалы, над порогом, в рогатой громадной шапке, с гудящим бубном в руках, метался нойда вокруг костра. Издали казалось, что он носился в воздухе, над самой пучиной. Частая дробь бубна переходила в глухие медленные удары и била по напряженным нервам новгородцев. Нойда внезапно появлялся черной тенью впереди костра и снова пропадал за ним. За шаманом, медленно извиваясь, тянулись струйки дыма, двигаясь, как живые, за нойдом…
— Вишь, бесы за колдуном скачут, — прохрипели чьи-то сведенные ужасом губы, — не надо ночью в проклятое место ехать. Пусть солнышко взойдет и тогда сила нечисти поослабнет… Ведь не на заморских гостей едем, а в самое бесовское гнездо!..
Устрашенные жутким зрелищем новгородцы тихо повернули назад и за ближайшим мыском, выйдя на берег, развели вокруг себя яркие костры. О сне не было и помину. Сидели молча, притаясь, в тесном кругу.
Когда солнце залило промерзшую землю теплыми лучами, новгородцы решили итти на приступ.
Двинулись по обычаю гуськом, один челн за другим. На переднем челне стоял на носу без шапки Никита, держа в высоко поднятых руках образ нерукотворного Спаса, защитника новгородцев. Чтобы подбодрить себя, новгородцы запели церковные песнопения. В тишине раннего солнечного утра стали разноситься еще никогда здесь неслышанные торжественные напевы. Сколько раз в битвах с врагами они звучали боевым призывом, и сейчас, с трудом преодолевая бурное течение, медленно плыли челны на бой с незнаемыми противниками. Все громче, все яснее и внушительнее раздавались молитвенные напевы. Двигался Господин Великий Новгород на последнее убежище бывших хозяев этого края.
Странные звуки сквозь привычный грохот порога донеслись до чуткого слуха нойды — звуки, отчасти похожие на его священные песни. Тягучие, торжественные неведомые песни глухо раздавались в золотом утреннем тумане… Они росли и ширились… Нойда, дрожащий от страха, глядел в сторону моря. И вот, чуть видимые в утренней дымке, один за другим показались челны. Нойда понял, что двигались новгородцы на последний оплот разогнанного народца.
Шаман, пораженный неожиданностью, с ужасом смотрел на них. Вот оно, выполнение страшных снов… Последний угол земли погибал для его сородичей! Тщедушное, с детства больное, тело шамана вдруг наполнилось могучей силой — яростью к врагам. Он схватил бубен, и бешено забил в него, взывая к духам о помощи, направляя их на бой.
— С нами бог! С нами бог! — завопил боевой клич новгородцев Никита, чувствуя как холодеет его тело от жутких, лихорадочно — тревожных звуков бубна. Новый ужас охватил гребцов. Лодки почти перестали двигаться.
Опасность минуты, страх за свое племя, жалость оставить этот уголок, — все в один миг привело молодого нойда в дикое неистовство; оно передавалось в ударах по бубну. Один на священной скале, без защитников, без помощников, метался шаман взывая к своим духам. А с другой стороны. в несколько десятках саженей, пятнадцать богатырей дрожащими, неровными голосами уже машинально продолжали церковную песню и медленно, но неуклонно подвигались к святилищу.
Чья возьмет? И у той, и у другой стороны сквозь все чувства пробивалась мысль: удастся ли вступить хоть одной ногой на землю новгородцам? Тогда решится судьба островков.
Ближе и ближе, бесшумно скользили челны к заветному островку.
— Духи! Духи! Могучие духи! Движется враг на ваш дом. Люди (лопари) теряют последнюю землю! Людям приходит смерть. Духи! Духи! Где же вы? Где ваша помощь?! Всем нам приходит конец!
И на крики нойда отозвался Никита. Не понимая слов лопаря, он взмолился о том же самом.
— Спасе наш милостивый! Помози нам! С голоду помрем, если не возьмем эти островки. Расточи бесовские силы, — церкву поставим тебе во славу, благолепие в ней воздвигнем… Имя твое прославим! Разрази поганую силу!
Бубном ли задержать богатырей тщедушному, больному дикарю? Их крики пьянили друг друга и только одна узкая полоска воды отделяла передний челн от древнего святилища…
Внезапно вырос на скале Великий Нойда. Громадные впадины слепых глаз были широко раскрыты солнцу, на мертвенно-бледном лице чернела дыра широко разинутого рта. Высота тела жутко увеличивалась его страшной худобой. Длинные, как плети тонкие, руки тянулись навстречу новгородцам… Изо рта вырывались потоки таких звуков, что кровь новгородцев застыла от ужаса. Узловатые руки Никиты дрогнули, пальцы сами собой разжались, и Спас, блеснув медью на солнце, бесшумно изчез в черной пучине реки.
Гребцы, сами того не замечая, изо всех сил загребли назад. Челн с Никитой, стоявшим на носу, с разгона ударился кормой в камень. Большака, словно на пружине, откинуло, и он исчез головой в ледяной воде. Кем был вытянут из воды в лодку Никита, как погнались челны назад, — этого не помнили новгородцы. Никита бился в лихорадке и, лязгая зубами, твердил: «С нами бог! С нами бог!» От этих слов делалось еще страшнее; ведь не стало у них больше иконы Спаса, их защитника, он был потерян навеки.
