Мир приключений, 1928 № 10 - [8]
— Смотри, Терентий, туман! — крикнул Елизаров самоеду, показывая рукой на север, когда они уже успели далеко отъехать от чума. — Скоро здесь будет!.. Дорогу то ты хорошо Знаешь? Самоед молча поглядел на север, но ничего не ответил.
Туман быстро приближался. То клубясь, то расстилаясь по тундре, он надвигался непроницаемой дымной лавиной. Минут через пять олени двигались уже в густом тумане. На десять саженей вперед ничего не стало видно. Даже Терентий, сидевший на передних санях, казался Елизарову каким-то прозрачным видением. А тянувших его сани шестерых оленей почти совсем нельзя было разглядеть.
— Хорошо, если туман к ночи рассеется, — думал он. — A tern северный ветер продержит его над тундрой несколько дней?.. Что тогда? — В сердце Елизарова закралась тревога. «Тогда» значило бы опоздать на пароход. А ведь пароход не станет ожидать его больше дня у пустынного берега. Пришлось бы ожидать зимы, когда сами самоеды начнут двигаться на юг к своим зимним стоянкам.
С момента отъезда прошло около четырех часов., Туман все не редел. Олени, разостланный на санях мех и даже плащ Елизарова покрылись холодным мокрым инеем. Промозглая густая сырость проникала через одежду. Елизаров стал дрогнуть. Чтобы согреться, он выскочил из саней и зашагал рядом.
— Цо!.. цо!.. цо!.. — доносился из тумана голос Терентия, погонявшего оленей.
— Ну как, Терентий, половину проехали? Или нет еще? — поровнявшись с самоедом, спросил Ешзаров.
— Проехали, забыть![1] —хмуро кинул тот, тыча в зад оленя своим длинным хореем. — Цо!.. цо!..
Елизаров больше не стал спрашивать. Он по опыту знал, что если самоед особенного беспокойства не проявляет, значит, все обстоит благополучно. С этой мыслью этнолог возвратился к своим саням. Нахлобучил на себя летний совик из черного бобрика и решил прилечь.
Сани скользили ровно, без толчков. Туман, похитивший кругом весь мир, стал овладевать и телом, проникать в мозг. Через минуту Елизаров забылся в каком то холодном, слепом полусне.
Когда этнолог пришел в себя — сани стояли. Возле лежали олени. От их тел поднимались теплые струйки пара и смешивались с туманом. На передних санях самоеда не было. Торчал только воткнутый в землю хорей.
В тундре никаких дорог нет. Этнолог хорошо знал, что самоеды ориентируются в пути по речкам, озерам и сопкам, которые изредка попадаются среди болот. В горной тундре они даже сами складывают из камней такие руководящие «знаки».
В ожидании Терентия, Елизаров вынул трубку, закурил. Потом взглянул на часы. Стрелка показывала семь часов вечера. Туман стал гуще и серее. Вокруг было подавляюще тихо. Даже ровное дыхание неподвижно припавших к земле оленей казалось Елизарову дыханием самой земли, уснувшей в объятиях тумана.
Но вот тишину нарушили чавкающие по болоту шаги. Вслед за тем из тумана вынырнула фигура Терентия. Чупа на его голове и малица были покрыты инеем. Черные самоедские сапоги — бахилы блестели от воды.
— Что, Терентий, заблудились?
— Заблудились, паря! — Самоед со вздохом усталости сел на сани рядом с Елизаровым.
— Ты чего ходил искать?
— Речку искал!.. Рассоха[2]) Шойны!.. Шойну падат! Кругом ходил!.. болото увяз!..
— Как же мы теперь поедем?
— Куда поедем? Гляди! — Самоед указал рукой на туман. — Ночевать будем! — С этими словами Терентий достал из-за пазухи кисет. Подсыпал на ноготь большого пальца крупнозернистого нюхательного табаку и крепко затянулся.
— На, попробуй!.. Порато хорошо! Лучше спать будешь! — предложил он и Елизарову.
Ко сну Терентий готовился недолго. Натянул поверх малицы серого шинельного сукна совик. Ноги в мокрых бахилах обернул оленьей шкурой и лег прямо на голые сани. Елизаров попробовал устроиться так же, но спать было невозможно. Короткий полушубок и совик с плащем грели плохо. Тело немело от холода.
Утро принесло Елизарову некоторое облегчение. Несмотря на собачий холод, на час, а может быть и на полтора, он все таки уснул.
Часов в семь его разбудил Терентий. Кругом, как и вчера, стоял туман, слегка поредевший от утреннего света. Олени уже стояли под тяглом.
— Садись, поедем! — крикнул самоед и зацокал на оленей. Сани тронулись и медленно поползли по мшистому болоту.
Минут через двадцать олени вдруг остановились, стали ложиться, но под крики Терентия и удары хорея поднялись опять. Прошли еще минут пятнадцать, норовя через каждые пять шагов лечь.
— Пропали олешки!.. Совсем пропали! — долетел до Елизарова грустный голос самоеда. Вслед затем Терентий с досадой швырнул на землю хорей. Олени шлепнулись в болото и, положив вытянутые морды на мох, застыли.
— Что такое, Терентий?… Почему олени не тянут? — испуганно вскочил с саней Елизаров.
— Вчерась целый день тянули!.. Всю ночь ничего не ели!.. Как будут тянуть?…. — Самоед укоризненно и недоумевающе посмотрел на этнолога. Ему казалось странным, что тот не понимает такой простой вещи. — Теперь вот пусти их пастись — убегут… В тумане не разыщешь!.. Лежать станут — пропадут… Да и нам худо будет. Чего станем делать?… Скажи?…
— А долго ли туман простоит над тундрой? — неприятно ежась от прямого вопроса самоеда, в свою очередь спросил Елизаров. — Ведь вы, самоеды, тундру хорошо знаете?…
