Мир приключений, 1928 № 09 - [49]

Расположились лагерем верстах в двадцати. Переночевали и ранним утром, поодиночке, разбрелись по окрестностям с ружьем и собакой испытывать свой охотничий фарт.

Я, откровенно говоря, не любитель охоты с компаньоном и поэтому нарочно выбрал такое направление, где меньше всего было шансов встретить кого-либо из товарищей. Охотник я был старый и опытный, с отличной бельгийской двухстволкой, Лебедэ; мой пойнтер «Тайга» была хорошо натаскана на летную дичь. Я рассчитывал настрелять больше, чем другие. А на случай чего… кроме дробовых патронов в патронташ я сунул с десяток крупных разрывных жаканов: в тайге без этой предосторожности и на белку не ходят…

Охота по утреннему холодку была очень удачна: тетеревиное бормотание и чуфаканье слышалось почти на каждом шагу, и чем дальше в тайгу, тем чаще и громче. Испуганная птица подпускала к себе почти вплотную, и часа через два в моей сетке болталась куча трофеев.

Уже давно рассвело и солнце припекало; день обещал быть жарким и безоблачным. Птица притихла и стала осторожнее. Я решил отдохнуть, ушел в тень молодого дубка и, скручивая папиросу, впервые огляделся по сторонам.

Незаметно для себя, в охотничьем азарте, я, очевидно, забрел в тайгу дальше, чем думал. Отдаленных выстрелов моих товарищей уже не было слышно, как я ни прислушивался. Редкая тайга кругом отсвечивала на солнце блеклым золотом хвои и стволов. Пышная зелень лиственных деревьев там и сям врезалась в хвойполесье.

В нерушимой лесной тишине лишь нежно и робко посвистывал где-то рядом в кустах таежный бурундук да мерно постукивал далеко в чаще дятель.

Заблудиться я не боялся — со мной был компас и мой охотничий опыт. Я покуривал и раздумывал: вернуться ли в лагерь с тем, что есть, или поохотиться еще на рябчиков? Охотничья страсть победила. Чтобы не утруждать себя тасканьем набитой уже дичи, я повесил утреннюю добычу на сук молодого дубка, заприметил его.

И тут меня не покинула удача: еще час охоты дал мне с полдюжины жирных таежных рябчиков и молодую тетерку-копалуху. Незаметно я забрел в довольно густую тайгу. Кругом красновато-бурой мшистой колоннадой толпились стволы старых сосен, лиственниц, лохматых манчжурских кедров. Их сучья и хвоя частой сетью переплелись вверху, не пропуская солнца, и в лесу под ними было сумеречно и жутковато. Нога беззвучно тонула в густом слое опавших хвой. С двустволкой наготове я пробирался меж деревьев, высматривая и прислушиваясь к крикам рябчиков.

И вот, помню, вдруг с некоторого времени меня стало беспокоить странное, неопределенное, но тревожное ощущение, ощущение чьего-то близкого присутствия, чьего-то внимательного взгляда позади. Вначале я не обратил на это внимания — ерунда! но… чем дальше я шел в тайгу, тем больше и болезненней чувствовалось чье-то соседство, чья-то невидимая, но настойчивая слежка за мной. Ощущение было настолько сильным, что, наконец, я круто обернулся и оглядел тайгу — ничего! Насколько можно было разглядеть, кругом было пустынно и тихо, ничто живое не шевельнулось в чаще и ничего подозрительного не обнаружил глаз. Но стоило пройти несколько шагов вперед — и опять за спиной явственно чувствовался чей-то упорный взгляд, чье-то присутствие.

— Что за чертовщина? — подумал я, оглядываясь по счету в третий раз. Могло быть одно лишь объяснение: из чащи за мной следит или человек или зверь… Но человек — откуда ему тут взяться и для чего прятаться? Следит, очевидно, зверь, но какой — медведь, волк, рысь? Мелькнуло предположение о тигре, но тотчас исчезло: откуда ему тут взяться? Тигры здесь водятся, но много южнее, ближе к отрогам Алиня. Во всяком случае, кто бы ни следил за мной, своего он достиг: я уже не мог всецело сосредоточиться на охоте, как раньше: присутствие кого-то загадочного по соседству заставляло инстинктивно держаться настороже, оглядываться и прислушиваться к каждому звуку и шороху в тайге. Раз показалось — совсем близко в чаще хрустнул валежник. Я круто обернулся и целую минуту напряженно слушал и смотрел по сторонам— никого и ничего… А между тем ощущение невидимой слежки не прекращалось…

— Плохо! — подумал я, и мне невольно стало не по себе. Таежная тишина почудилась затаившейся и угрожающей.

Будь со мной моя «Тайга», я бы проверил невидимого врага чутьем и поиском испытанного пса, но как на грех собака все время рыскала где-то впереди в тайге, редко взлаивая на рябчиков и не откликаясь на свистки. Я оглянулся еще раз и ускорил шаги… Поскорей бы выбраться на открытое место…

Тайга вдруг поредела, деревья расступились, открыли впереди поляну. Пара тетерок, шумно хлопая крыльями, снялась с нее при моем появлении и потянула в сторону. Я вскинул было двустволку— ударить влет, но удержался, не знаю почему. Шагнул вперед, на открытое место… И в это мгновение за моей спиной и совсем близко затрещали кусты. Я порывисто обернулся, инстинктивно взял на изготовку ружье, взглянул и… замер на месте. Всего и паре саженей от меня из кустов наполовину высунулась огромная лобастая кошачья голова с прижатыми ушами. Мгновенно я узнал ее, и пышные седые бакены, опушившие ее, и желтые как янтарь, круглые, немигающие глаза. В упор столкнулись они с моими и под их взглядом я, помню, вдруг почувствовал себя не бывалым, видавшим виды, закаленным охотником, а беспомощным и жалким мышенком, увидевшим перед собой кота.